— А мы с вами, стало быть, представляем силы добра? — улыбнулся Михаил.
— Да, если тебе так угодно. Часть этой силы… Однако мы отвлеклись, — потер большой выпуклый лоб Артемий Платонович. — Значит, брильянтщик признался, что присутствовал при убийстве агента магнетизером и все это видел?
— Признался, — ответил барон. — И теперь у нас есть все основания засадить его надолго куда-нибудь в кутузку.
— Да, признание брильянтщика весьма сильная улика против Модзалевского, — согласился Аристов. — Не то что сомнительные красные пятна на руках его жертв. Тут мы его можем прижать основательно. Но сначала нам надо поймать его.
— Да я просто уверен, что он скрывается у этого Рывинского, — воскликнул барон в возбуждении. — Больше негде. Ведь в городе, похоже, у него нет больше знакомых.
— Я тоже так думаю, — согласился Артемий Платонович. — Поэтому вам следует, — Аристов почти строго посмотрел на Дагера, — сегодня же снестись с вашим дядей и согласовать наши действия. Наблюдение за квартирой Рывинского должно вестись круглосуточно. Флигель, где он проживает, обложить двойным, нет, тройным кольцом окружения, чтобы задумай магнетизер сбежать, то даже у него ничего бы не вышло. Брать Модзалевского будем в доме, поэтому, как только станет известно, что магнетизер точно находится во флигеле, я об этом должен знать немедленно. Все ясно?
— Ясно, шеф, — улыбнулся Михаил. — Разрешите выполнять?
— Выполняйте, — хмыкнул Артемий Платонович и довольным взглядом проводил ладную фигуру барона. А затем поднялся и сам.
Глава 44 АРЕСТЫ И ДОЗНАНИЯ
Упреждающие меры чиновника особых поручений Аристова, предложенные городу и принятые губернатором, были одобрены министром внутренних дел Милютиным и почти сразу дали свои результаты. Никакого мятежа, ожидаемого испуганными обывателями в ночь с 9 на 10 апреля, в Средневолжске не случилось. Студенты и гимназисты не предприняли и попытки идти громить кафедральный собор и грабить казначейство; большая партия польских арестантов, днями прибывшая в город, была раскидана по пересыльным тюрьмам и арестантским домам и содержалась под особым надзором. На заставах тщательнейшим образом проверялись все приезжие в город, и если кто из них вызывал хотя бы малейшее сомнение, то таковые препровождались в полицейское управление для прояснения личности и цели вояжа в Средневолжск. Особой секретной операцией под личным руководством полицмейстера Дагера были арестованы около трех десятков молодых людей, имеющих, как выяснилось позже, касательство к боевой организации «Молодая Россия». Все они в оковах и под усиленным конвоем были препровождены в Петербург, где ими начал усиленно заниматься сам управляющий Третьим отделением генерал Потапов.
Стараниями тайных агентов полиции было установлено, что ужасная секта «Община», находящаяся в преступных сношениях с итальянскими мадзинистами, в Средневолжске не наличествует, а ее оба эмиссара, прибывшие еще зимой в город, были арестованы и уже наперебой давали показания флигель-адъютанту Нарышкину.
Затем один за другим начались аресты заговорщиков.
Первым взяли прямо с теплого продавленного дивана штабс-капитана Наполеона Иваницкого. В одну из ветреных апрельских ночей около трех часов пополуночи он был разбужен настойчивым стуком в дверь. Схватив револьвер, он на цыпочках приблизился к двери.
— Кто там?
— Дивизионный адъютант майор Ростовцев, — услышал он знакомый голос. — Прошу вас немедля прибыть в штаб дивизии к господину полковнику Молоствову.
Когда Иваницкий, одевшись, вышел во двор, то увидел с десяток направленных на него винтовок. Двое жандармов в мгновение ока обезоружили его и крепко взяли под руки, словно пьяного.
— В чем дело? — возмущенно воскликнул Иваницкий, но голос предательски сорвался в фальцет.
— Дело в том, — вышел из тени полковник Ларионов, — что вы арестованы и сейчас на вашей квартире будет произведен обыск.
— За что? — сумел-таки изобразить на своем лице недоумение штабс-капитан.
— За подготовку заговора против Его Величества, — спокойно ответил Ларионов и кивнул своим подручным: дескать, приступайте, ребята.
Обыск занял не более получаса. В квартире Иваницкого были найдены несколько прокламаций тайной организации «Земля и воля», пачка ложных манифестов, мешочек с крупной суммой денег и три скляницы с жидкостями, вложенными в бумажный футляр с надписью: «Тинктура для бороды и волос».
— Откуда все это у вас? — спросил полковник Ларионов, держа в одной руке деньги, а в другой противузаконные возмутительные бумаги.
Иваницкий молчал.
— Ну что ж, поехали, — отвернулся от бывшего уже штабс-капитана Ларионов.
Жандармы провели Иваницкого к крытому возку, усадили его посередине сиденья, сами сели по краям. И повезли несостоявшегося помощника военного старшины Средневолжска в город, где ему суждено будет, по прошествии не столь уж длительного срока, найти свое последнее пристанище.
Студиозусов Жеманова и Глассона брали в один день. При обыске у Жеманова ничего запрещенного не нашли. Что обескураживало. А вот у Глассона был обнаружен лжеманифест и несколько прокламаций революционной организации «Земля и воля». Также был найден вроде бы чистый листок, на котором полковник Нарышкин «заподозрил» наличие тайнописи. Когда этот листок, после внезапного «озарения» полковника, был смочен жидкостью из пузырька с тинктурой, найденного при обыске у Иваницкого, на нем проступили строчки, оказавшиеся посланием Иваницкого к Жеманову, которое «не успел передать» последнему Глассон. На очной ставке Жеманова и Иваницкого, отрицавших свою прикосновенность к заговору, флигель-адъютант с удовольствием зачитал им сию записку.
«Семен Яковлевич.
От Максима Кречета я получил много печатного материалу и деньги, что крайне не осторожно для нашего дела. Впредь прошу Вас соблюдать строжайшую конспирацию. Что же касается назначения Кречета начальником губернии и военным старшиной города, так это распоряжение революционного центра, которому мы должны беспрекословно подчиняться. Относительно моего назначения помощником Кречета, объявляю Вам, что моего стремления к сему здесь абсолютно не имеется. Заверяю комитет, что делу революции я готов служить и в рядовых чинах, и мне все равно, какую роль играть в нашем деле, лишь бы оно состоялось. Пеняю Вам на отсутствие в Вас необходимой для задуманного дела энергии, и дай бог мне ошибиться в том, что Вы струсили. Берите пример с Саратовской и Симбирской губерний, где дело идет энергично и споро. Жду кого-нибудь от Вас с уведомлением непременной готовности и времени начала восстания. Уверяю, что Ваше недоверие ко мне и упреки нимало меня не смутят, и мои услуги будут по-прежнему безусловны и исключающие всякий личный интерес.
Наполеон Иваницкий ».
Припертые этим посланием к стенке, Иваницкий и Жеманов стали давать признательные показания.
