– Как вы думаете,– уловив мой взгляд, спросил он,– золотые зубы вписывать?
– Не надо. Вы же не в Бухснвальд едете! У моего друга платиновый клапан в сердце – он и то никогда не вписывает! – Но это сказал не я, а появившийся Спецкор. Одет он был точно так же, как в день, когда я увидел его впервые, только, кроме фотокоровского короба, имелась еще большущая спортивная сумка.
– Я так и думал! – облегченно вздохнул Торгонавт.
– А вот перстенек запишите. За контрабанду могут в Бастилию посадить!
– Бастилию сломали… – грустно отозвался Торгонавт и покосился на свой массивный золотой перстень с печаткой в виде Медного всадника.
– Какие еще трудности? – в основном к Алле с Филиала обратился жизнерадостный Спецкор.– Заполняю декларации. Оказываю другие мелкие услуги. Плата по таксе. Такса– пять франков…
– А в рублях берете? – спросил я.
– По-соседски… На чем застряли?– Он пробежал глазами мой бланк и достал ручку.– Типичный случай… Запомните: прибыли вы из СССР.
– Странно…
– Ничего странного. На обратном пути напишете: «Прибыл из Франции». Если, конечно, вернетесь… И не ищите логики в выездных документах. Это сюр! А сколько у вас рубликов с собой?
– Тридцать четыре… с мелочью…
– Больше тридцати нельзя. Строго карается. Пишем – ровно тридцать.
– А если проверят? – ненавидя себя за трусость, тем более в присутствии Аллы с Филиала, проговорил я.
– Нужно уметь рисковать! – подмигнул Спецкор.– Оружие спрятали надежно?
– Мое оружие – советский образ жизни!
– Неплохо, сосед! Декларацию сами подпишете или тоже доверите мне?
Я подписался под десятком «нет» и спросил:
– А почему вы называете меня соседом?
– Потому что в отеле мы будем с вами жить в одном номере.
– Откуда вы знаете?
– Пресса знает все. Списки проживания составлены и утверждены в Москве, а я подполз и разведал.
– А я с кем буду жить в одном номере? – спросила Алла с Филиала.
– Обычно такие очаровательные женщины живут вместе с руководителем…
– Вот как? – произнесла она с таким холодным недоумением, словно понятия не имела не то что о Пековском – вообще о принципиальных физиологических различиях между мужчиной и женщиной.
– Виноват! – покраснел Спецкор.– Не рассчитал-с! Просто не знаю, с кем… Не интересовался. Но если предположить, что наша генералиссимусша будет жить, естественно, одна, то вам остается во-он та юная женщина, которая еще есть в русских селеньях…
И Спецкор показал на румяную плотную девушку, одетую в ярко-синюю куртку-аляску и белые кроссовки, вроде тех, что в магазинах потребкооперации продают колхозникам в обмен на определенное количество сданных мясопродуктов. Рядом с ней стоял болотного цвета чемодан, надписанный совсем как для выезда в пионерский лагерь: «Паршина Маша. К-з. „Калужская заря“.
Это была Пейзанка, значившаяся в моем блокноте под номером девять.
– Я очень рада! – призналась мне Алла с Филиала.– Очень приятная девушка, правда? Вы знаете, я боялась, что меня поселят…
И тут легка на помине появилась Пипа Суринамская. Точнее, сначала в зал вбежал прапорщик, огляделся и, зачем-то придерживая отъехавшую стеклянную дверь, крикнул:
– Здесь, товарищ генерал!
Тогда состоялся торжественный вход царственной Пипы Суринамской в сопровождении полного генерала, на красном лице которого были написаны все тяготы и излишества беспорочной многолетней службы. Следом за ними перекособочившийся сержант, очевидно, водитель, впер гигантский чемоданище, имеющий к обычным чемоданам такое же отношение, как динозавр к сереньким садовым ящеркам.
– Здорово, хлопцы! – поприветствовал генерал хриплым басом и, небрежно отдав честь, поздоровался за руку с вытянувшимися во фрунт Буровым и Другом Народов.– Как настроение?
– В Париж торопимся! – тонко намекнул на непунктуальность вновь прибывших Друг Народов.
– Ничего – теперь уже скоро,– утешил генерал Суринамский.– Три часа
– и там. Десантируетесь прямо в Париже… А мне на танке три недели ехать!
Полководческая шутка вызвала дружный и старательный смех.
– Ну, мамуля, давай прощаться! – поскучнев, сказал генерал и придвинул к себе Пипу для прощального поцелуя.– Отдыхай. Осваивай достопримечательности. На Эйфелеву башню не лазь – хлипковата для тебя. В магазинах с ума не сходи – у нас в Военторге все есть. Ну и за дисциплинкой в подразделении приглядывай! – Обернувшись, он пояснил: – Я, когда в командировку убывал, часть всегда на супругу оставлял. И полный порядок!
Пока генерал Суринамский со свитой покидал зал вылета аэропорта Шереметьево-2, товарищ Буров стоял навытяжку и преданно улыбался, но как только стеклянные двери сомкнулись, он повернулся в нашу сторону, нахмурился и приказал Другу Народов:
– Список!
Провели перекличку. Все были на месте, кроме Поэта-метеориста, но и его вскоре обнаружили: он стоял и зачарованно смотрел на фоторекламу холодного баночного пива «Гиннес».
– Без моего разрешения не отлучаться! – строго предупредил рукспецтургруппы.– Накажу! Сейчас проходим таможенный досмотр!
Вялый таможенник в форме, похожей на железнодорожную, глянул на нас, как китобой на кильку:
– Откуда?
– Спецтургруппа,– гордо сообщил Друг Народов.
– Разрешение на валюту!
– Пожалуйста.
– Проходите,– дозволил таможенник и брезгливо проштамповал наши декларации, удостоив вниманием одного лишь Торгонавта.– Перстень записали?
– Обижаете! – ответил тот.
Честно говоря, до последнего момента я боялся: а вдруг таможенник прикажет: «Всем вывернуть карманы!» И выяснится, что вместо положенных тридцати рублей я везу тридцать четыре с копейками…
При регистрации билетов и багажа случился казус с Пипиным чемоданом-динозавром, тащить который, между прочим, товарищ Буров молчаливым кивком приказал Гегемону Толе. Так вот, чемодан никак не лез в отверстие, куда на транспортерной ленте уезжал весь остальной багаж. В конце концов его утолкали на специальной тележке, а Гегемону Толе была доверена Пипина дорожная сумка, тоже довольно вместительная.
Паспортный контроль прошли быстро, правда, и тут не обошлось без волнений. Сержант, сидящий в застекленной будочке, принял мой паспорт и стал его внимательно рассматривать. Я постарался воспроизвести на своем лице выражение сосредоточенного испуга, зафиксированное на фотографии. «А вдруг,– с ужасом думал я,– произошла непоправимая ошибка: подписи важной нет или печати? Говорят, так иногда случается! Тем более что покуда все шло подозрительно гладко… А вдруг моя беда в этих проклятых тридцати четырех рублях с копейками?! Кто знает, какая у них тут техника? Может, уже и кошельки научились просвечивать? А таможенник специально меня пропустил, чтобы потом…»
