До Воробья дошел весь смысл сказанного, и на его лице попеременно отобразилась целая гамма чувств, начиная с легкого испуга и заканчивая ощущением ярко выраженного превосходства. Скулатый, при всем своем авторитете, ни за что и никогда не осмелился бы бросить открытый вызов московским. Совсем другое дело Рекрут. А ведь Воробей теперь принадлежал именно к его группировке. О последствиях такой расправы над московскими гостями он сейчас старался не думать.
Жиганам подали заказанные блюда, и некоторое время все четверо молча поглощали пищу. Обсуждать уже было нечего. Оставалось лишь ждать развития событий...
Ровно в девять в залу ресторана вошли москвичи. На Платоне был дорогой смокинг и повязанная под горлом «бабочка». Правый карман пиджака характерно топорщился, выдавая наличие оружия. Кучер выглядел куда скромнее. Зауженные брюки и старенький потертый сюртук. В правой руке футляр от скрипки.
Гости направились к столику жиганов. В дверном проеме Воробей заметил мелькнувшую крупную фигуру Аякса и выразительно покосился на Рекрута. Но хозяин Казани, похоже, и сам успевал подмечать каждую мелочь.
При появлении столичной делегации Рекрут не поднялся из-за стола. И даже не сделал гостеприимного жеста рукой. Он лишь сдвинул тарелку в сторону и щелкнул пальцами, привлекая внимание официанта. Затем налил себе вина.
Платон опустился на стул. За ним Кучер. Они оба сосредоточенно и пристально смотрели в глаза Рекруту. Официант спешно поставил на поднос грязную посуду и ретировался. Некоторое время над столом висела мертвая тишина.
– Мы от Графина, – произнес наконец Платон.
– Мне уже сказали.
Рекрут вальяжно откинулся на спинку стула. Вся его поза говорила о том, что он снизошел до встречи с московскими ворами – только и всего. Жиган чувствовал себя полноправным хозяином положения.
Кучер положил футляр из-под скрипки на стол.
– Графин обеспокоен теми делами, что творятся у вас здесь в Казани, – продолжил Платон, деланно не замечая позиции Рекрута и обращаясь теперь к сидящему по правую руку от него Воробью. – Ему известно о расправе над Скулатым и о том, что жиганы прибрали этот город к рукам. По большому счету, Графин ничего не имеет против данного положения вещей. Ему все равно, кто будет стоять во главе казанской группировки, лишь бы не нарушался ранее заведенный порядок, сохранились традиции...
– Что это за традиции? – перебил говорившего Рекрут.
Теперь уже Платон никак не мог себе позволить игнорировать персону жигана и перевел взгляд на него.
– Воровские традиции, – пояснил гость.
– Я таких не знаю, – Рекрут криво усмехнулся в ответ. Он бросал москвичам откровенный вызов. – Мы живем и действуем по жиганскому кодексу чести. На мой взгляд, это гораздо важнее всех ваших устаревших традиций. Времена сменились, господа уркаганы. Сменилась власть, сменились многие понятия. Пора бы уже вам проявить благоразумие.
– Что это значит? – впервые с момента встречи разомкнул губы Кучер.
В отличие от напарника он не обладал достаточной выдержкой и терпением, со всей очевидностью понимая, что переговоры с жиганами ни к чему не приведут. Прав был Графин, и уже не в первый раз в своих предположениях ошибся Митяй. Московские допустили большую ошибку, явившись на рандеву с Рекрутом в открытую. Нужно было валить его, и все концы в воду. А заодно и другим неповадно было бы.
Рука Кучера легла на скрипичный футляр. Рекрут не мог не заметить этого движения. Мгновенно напрягся и расположившийся рядом с ним Солоух.
– А это значит, что никто не станет плясать теперь под вашу дудку, – сухо обронил Рекрут. – За другие города я, конечно, ручаться не стану, но в Казани вы теряете время даром. Хотя мы могли бы с толком использовать ваш визит. Почему бы вам не передать Графину, что я хочу лично познакомиться с ним.
– С Графином? – Платону показалось, что он ослышался.
– Именно. Какой смысл толковать о делах через третьи лица? Пусть Графин сам нанесет нам визит, и мы обсудим наше дальнейшее взаимное сосуществование.
Челюсть Воробья изумленно отвисла. Даже он не ожидал такой наглости от Рекрута. Зато и Солоух, и Шмель, похоже, были готовы к этому. Оба жигана дружно ощерили зубы в волчьем оскале. Глаза Рекрута тоже смеялись.
Платон сокрушенно покачал головой.
– Щенок, – процедил он сквозь зубы. – Ты не слишком много берешь на себя? Не по Сеньке шапка. А, Рекрут?
– А кого мне бояться? – правое веко жигана нервно задергалось. – Уж не вас ли, псов беззубых? Или ты мне угрожать вздумал, Платон? Так это чревато. Не веришь, спроси у Скулатого.
– Это бессмысленное толковище, – Платон хлопнул ладонью по столу. – Вижу, нам придется в скором времени поговорить с тобой совсем иначе.
– А чего тянуть? – Рекрут поднялся во весь рост и заложил руки в карманы пальто. – Давай прямо сейчас и разберемся. Чего вы хвосты поджали? Мандраж напал? А то языком, как я посмотрю, вы все чесать мастера, а как до дела доходит, так сразу и на попятную.
Следом за Рекрутом поднялся и Солоух. Платон дернулся было, отодвигая назад стул, но в ту же секунду Шмель ткнул ему дулом «нагана» под ребра.
– Сидеть, мразь!
Выбора у московских не оставалось. Все дальнейшее произошло столь стремительно, что вполне способно было уместиться в десятисекундном интервале. Реакция Кучера вызвала у жиганов невольное восхищение, и Рекрут потом частенько вспоминал данный инцидент, уважительно покачивая головой.
Несмотря на то, что и в руках Солоуха уже тоже появилось оружие и нацелилось ему в грудь, Кучер не спасовал. Скрипичный футляр, казалось, распахнулся сам собой, и в протянутую руку уркагана впрыгнул черный самопальный обрез. Жахнул выстрел, и плечо Солоуха вспыхнуло, как после удара крапивой. На скатерть брызнула кровь. Жиган покачнулся. Кучер успел выстрелить еще раз, но теперь уже не так точно. За спиной Рекрута со звоном осыпалась расстрелянная груда винных бутылок. Официант кинулся на пол, закрывая руками голову. Девица за соседним столиком вскочила и опрометью кинулась к выходу. Всего в метре от порога ее сбил другой посетитель «Фортуны», спешивший покинуть злосчастный ресторан. Кто-то из клиентов у дальней стены закричал.
Рекрут отступил на полшага назад, выдернул руку из кармана и спустил курок своего оружия. Отказать жигану в меткости было никак нельзя. Пуля угодила точно промеж глаз Кучера. Голова уркагана дернулась, а через секунду он сам повалился на бок, потянув на себя скатерть. Графинчик с недопитой водкой опрокинулся на колени Платону. Глухо стукнулась об пол тяжелая бронзовая пепельница.
На выходе из ресторана образовалась давка. Бегущие толкали друг друга, падали, наступали сапогами на руки тем, кому повезло меньше.
Платон резко рубанул Шмеля по запястью и тут же вместе со стулом опрокинулся на спину. Шмель выстрелил, но его пуля не нашла желаемой цели. Платон кувыркнулся назад через голову, выхватил револьвер и уже из положения лежа дважды пальнул в направлении Рекрута. Жиган пригнулся. Выставил перед собой дуло «нагана».
