Молодой человек с восторгом принял новость о том, что мы собираемся строить школы для девочек в его родной стране. «Афганистан – прекрасное место для такой работы! – воскликнул он. – Нам просто необходимо дать образование женщинам». Также он сказал, что знает идеальное место для первого проекта – это деревушка Лаландер в пятидесяти километрах северо-западнее Кабула, где старое школьное здание было разрушено советскими бомбардировками. «По чистой случайности» Вакил был родом именно из этого селения.
Я объяснил, что мы стараемся строить в самых отдаленных и малодоступных районах. Он кивал, вежливо слушал, а потом снова просил нас приехать в его родную деревню. Вакил стоял на своем с непробиваемым упорством, достойным Карла Роува, руководителя избирательной кампании и главы администрации Джорджа Буша-младшего. В последующие полтора года мы с Сарфразом регулярно останавливались в «Мире» и часто встречались с этим славным парнем, который вел себя как талантливый продавец подержанных машин: всегда улыбался, никогда не повышал голоса и свято верил, что, если он будет продолжать настаивать мягко, но со всей серьезностью, мы сделаем наконец исключение для Лаландера, вовсе не отвечавшего нашей политике строить «в конце всех дорог».
В один прекрасный день Вакил прекратил давление и перешел к другой стратегии: он начал красочно и трогательно рассказывать о бедах и несчастьях, обрушившихся на Лаландер, надеясь вызвать наше сочувствие. Каждый раз по приезде в эту гостиницу нам приходилось выслушивать долгие сетования на разбитые дороги, плохую воду, страшную бедность деревенских жителей и отсутствие какой-либо поддержки со стороны афганских властей.
Все это продолжалось более года. В какой-то момент все эти причитания до того утомили нас с Сарфразом, что мы допустили ошибку, решив подробнее разузнать о том, что же происходит в этом невеселом месте. Кажется, последней каплей стало сообщение Вакила о том, что талибы недавно начали налаживать наркотранзит через долину, где стоит селение. Случилось то, чего он так терпеливо ждал, – мы выказали некий интерес.
«Пожалуйста, поедем со мной и выпьем чаю с членами шуры – местными аксакалами, – загорелся он. – Вы все увидите сами».
Как тут можно было отказаться?
От Кабула до деревни Лаландер два часа езды. Она находится в самом сердце долины Чар-Асиаб и простирается вдоль реки, которая проложила себе русло среди рыжих и черных скал. Отвесные каменные стены поднимаются ввысь почти на 600 метров, а у самого их подножия цветут персиковые, абрикосовые, вишневые и тутовые деревья. Вокруг Лаландера также хорошо растет чеснок, так что воздух напоен сладко-пряно-острыми ароматами.
Несмотря на весь свой «рекламный талант», Вакил не исказил реального положения дел и не преувеличил масштабов разрухи. Грязная ухабистая дорога была ужасной, и хорошо тренированный бегун обогнал бы нас на финальном участке пути: последние пятнадцать километров мы преодолевали пятьдесят минут.
Постоянные обстрелы и бомбардировки превратили глинобитные деревенские дома в подобие древних руин Междуречья. Казалось, что мы перенеслись из XXI века в Средние века. Лишь ржавые остовы русских танков и бронетранспортеров напоминали о том, какая эра на дворе.
По прибытии мы отправились на джиргу, которую Вакил созвал специально к нашему приезду. Из разговора со старейшинами сразу стало ясно, что селению отчаянно нужна школа. Единственным доступным для местных детей видом образования были лекции по исламу, читаемые в мечети по инициативе некоего муллы – одного из трех духовных авторитетов поселка. Этот мулла был против светских уроков, но двое других, а также 160 местных семей с энтузиазмом выступили в поддержку строительства школы.
Во время джирги нам пришла в голову неплохая мысль. С одной стороны, деревня Лаландер казалась такой же всеми забытой и заброшенной, как многие другие поселения, в которых мы работали. С другой – относительная близость к Кабулу делала ее более доступной для посещения журналистами, спонсорами и официальными лицами из афганской столицы. Все эти люди в последнее время проявляли интерес к нашим проектам, но большинство из них не были готовы к непростому недельному путешествию в Бадахшан или Вахан. Может, стоило открыть здесь «показательное» учебное заведение, которое продемонстрирует всем желающим, чем мы занимаемся?
В начале 2004 года я выступил с таким предложением перед советом директоров ИЦА, одобрившим эту инициативу. Весной того же года жители города Лафайет в Калифорнии собрали 30 тысяч долларов на реализацию этого проекта. Также значительную сумму пожертвовал один адвокат, который хотел спонсировать конкретную школу. Вскоре началось строительство, надзор за которым с воодушевлением взял на себя Вакил. Он делал это бесплатно. В свои выходные (в четверг и пятницу он был свободен от работы в гостинице) молодой человек отправлялся из Кабула в деревню, чтобы посмотреть, как продвигаются дела, докупить материалы или решить другие текущие проблемы. Именно во время этих визитов он подружился с мальчиком по имени Гульмарджан.
Этот четырнадцатилетний подросток жил в Лаландере с пятью сестрами. В школу он никогда не ходил и с нетерпением ждал возможности наконец обучиться чтению и письму. По его мнению, уже давно пора было приступать к занятиям, а здание все еще не было готово. Он постоянно изводил Вакила разговорами о том, что строительство недопустимо затягивается и необходимо поторопиться. Пока Вакил был в Кабуле, мальчик старался пасти коз как можно ближе к будущей школе, чтобы наблюдать за происходящим, а потом все подробно докладывать куратору проекта. И вот в один из июньских дней, когда Гульмарджан, приглядывая за козами, следил заодно и за рабочими, все окрестности потряс гулкий взрыв.
Надо сказать, что Афганистан – одна из самых «густо начиненных» взрывчаткой стран мира. За время вторжения СССР и последовавшей за ним гражданской войны почти каждый клочок земли был заминирован.
По самым скромным подсчетам, до настоящего времени где-то под ногами афганцев скрывается 1,5–3 миллиона противопехотных мин. Каждый месяц они калечат или убивают около шестидесяти пяти мирных жителей.
И, как это часто бывает во время боевых действий, особые страдания выпадают на долю детей.
В тот день Гульмарджан подорвался на советской мине, заложенной лет двадцать назад. В результате нижняя часть туловища мальчика превратилась в кровавое месиво. Когда встревоженный отец прибежал на место происшествия, ему не оставалось ничего другого, как погрузить раненого ребенка на осла (машины ни у кого в деревне не было), а потом пересесть на велосипед, чтобы отвезти сына в ближайшую больницу – в Кабул.
Они не проехали и четверти расстояния до столицы, когда Гульмарджан умер на руках у отца.
* * *
В июле 2004 года я первый раз приехал на место строительства и был поражен, насколько продвинулось дело. Однако трагедия Гульмарджана омрачала всеобщую радость. Особенно тяжело мне было встретиться с отцом мальчика Файсалом Мохаммедом, который как-то зашел, чтобы поприветствовать меня.
Это был красивый мужчина с пробивающейся в бороде сединой и ярко-голубыми глазами. Ему было чуть за сорок. Он хотел показать мне, где похоронен его сын. Место, где взорвалась мина, находилось в пяти минутах ходьбы от строительной площадки. Недалеко была и могила подростка. На ней была возведена небольшая, около полуметра в высоту, пирамида из грубо обтесанных камней. Ее вершину венчал зеленый металлический цилиндр – старая советская артиллерийская гильза, в которой стояли белые и зеленые флаги (их часто ставят на могилах в Афганистане). Среди скал виднелись медные и железные обломки – фрагменты мины, которая убила мальчика.
