— Вот что сделаем… Сейчас поедешь на Дмитровское шоссе, к Бутырскому хутору, там стройка. Как следует осмотри заграждение и территорию стройки. У меня дурные предчувствия, мне кажется, что там нас ожидает сюрприз.
Андрей понимающе кивнул, уже готовый ко всему.
— Хорошо, но я не успею обратно.
— И не торопись. Вместо тебя в машине сопровождения поеду я. Осмотрись там как следует. Если заметишь что-нибудь подозрительное… В общем, не мне тебя учить, что нужно делать. Сам знаешь!
— Хорошо.
— Поторопись!
Едва за Карасевым закрылась дверь, Маркелов набрал номер Чанышева.
— Слушаю, — раздался знакомый голос.
Захар пытался отыскать в нем какие-то напряженные интонации, некоторую взволнованность, но голос звучал вполне нейтрально.
— Ты готов?
— Да.
— Через пятнадцать минут выезжаем. Так что будем на месте точно в назначенное время.
— Хорошо. Мы тоже собираемся.
Маркелов отключил телефон. Посмотрелся в зеркало. Главное — не показывать свою нервозность Беляеву. Захар попытался улыбнуться. Получилось. Поправил пиджак, слегка приподнял голову. Вполне нормальный вид. Теперь можно выполнять боевую задачу.
Он уже собирался выходить, как прозвенел звонок телефона. Это был его прежний сослуживец Иван Самгин, работавший и сейчас на Лубянке, где-то в аппарате. Человек с очень большими возможностями. Маркелов не однажды прибегал к его помощи. Сейчас был тот самый момент.
— По твоей линии можно говорить? — деловито поинтересовался он.
— Можно, — ответил Маркелов, вспомнив про электронную защиту. Если кто-то надумает подслушать разговор, то услышит только сильный треск и частые щелчки.
— Ты меня удивил еще раз, — восторженно протянул аппаратчик. — Ты опять угадал! Твоя знакомая Кира Губанова действительно работала на нас. Ее оперативный псевдоним Скоба. Не знаю, почему ее «обозвали» так, но, видно, для этого имелись какие-то основательные причины. Хотя этот псевдоним может быть не единственный. — По спине Маркелова пробежал неприятный холодок. Уж лучше бы он ошибся! — Завербовали ее еще в университете. Работала по дипломатам. Насколько мне известно, ее ценили.
— Каким образом она оказалась в «Российском ковчеге»? — как можно спокойнее спросил Маркелов. — Может, ее кто-то направил?
— Сказать трудно, — сказал Самгин. — Не исключаю, что это действительно какая-нибудь сложная многоходовка и кто-то очень серьезный действует против вашей компании, внедряет своих людей. А может, простое совпадение. Это закрытый материал, я не имею к нему доступа.
— Почему она сейчас не работает на вас?
— Отказались от ее услуг. Ты же знаешь, в нашем деле и такое бывает.
Маркелов представил хорошенькое лицо Киры и живо спросил:
— По какой причине отказались?
— У меня имеется кое-какая информация, но за ее достоверность я не ручаюсь.
— Ладно, выкладывай!
— Ее подкладывали под одного французского дипломата, занимавшегося промышленной разведкой. А она, как это часто случается с женщинами, возьми да и влюбись в него! А тот, видно, был из опытных «волчар», догадался, что к чему, и стал впаривать нам через нее всякую дезу. Так что пришлось изрядно поднапрячься, чтобы разобраться, что к чему. Затем началась оперативная игра… На той стороне об этом сумели догадаться.
— Так вы ее полностью рассчитали? — с волнением спросил Маркелов.
— Надобность в ней отпала, — тусклым голосом ответил Иван. — Этот дипломат вернулся во Францию, а у нее с его отъездом началась жуткая депрессия.
Маркелов чувствовал, что бывший коллега чего-то недоговаривает.
— Скажи откровенно, она что, перешла на их сторону? — напрямую спросил он.
За время своей работы в органах ему пришлось столкнуться только с тремя женщинами-разведчицами. Являясь прирожденными артистками, к тому же имея необычайно броскую внешность (других, как правило, там держат редко), они с легкостью завоевывали расположение влиятельных мужчин. Худшее случалось позже, когда свое задание они начинали принимать за реальную жизнь и не на шутку влюблялись в «объект», за которым должны были присматривать. А когда «объект» отсылали на родину или переводили на другое место службы, то подобный поворот они воспринимали как большую личную трагедию. Случалось и так, что они действительно попадали в лапы настоящего «волчары», которому ничего не стоило переиграть даже самую искушенную женщину.
— Нет, — уверенно ответил Иван, — насколько мне известно, она не сдала ни одного человека. Просто замкнулась. Ни с кем не хотела видеться.
— Насколько достоверна была ее информация?
— Вот это самый интересный вопрос, — с некоторым подъемом произнес Самгин. — Ты же знаешь, как я отношусь к женщинам в разведке. То, что они говорят, никогда нельзя принимать за чистую монету. Каждую из них нужно перепроверять… Так вот, здесь же особый случай, она попадала под категорию «надежный источник»! Я не помню случая, чтобы она представила неточный отчет.
— Кто у нее был вербовщик?
После некоторой паузы Самгин ответил:
— Генерал Назаров. Только ему об этом ни слова. Он вообще любит работать с женщинами.
— Под каким же тогда предлогом вы дали ей отставку?
— Как таковую отставку ей не давали, — голос Ивана сделался глуше, и звучал он теперь слегка задумчиво. — Просто сумели объяснить поделикатнее, что в ее услугах мы больше не нуждаемся. Что у нас поменялись приоритеты. Мы дали ей хорошую сумму и на том расстались. Кажется, обошлось без обид…
— Она была расстроена?
— Из отчетов следует, что да, — неожиданно оживился Самгин. — Прежде ее жизнь была наполнена каким-то тайным смыслом, а теперь ею никто не интересуется. Ведь она всегда ощущала свою значимость. Ее уверили в том, что мы с ней не прощаемся, а просто наши контакты на время прерываются.
— Получается, что ее можно в любой момент активизировать? — волнуясь, спросил Маркелов.
В телефонной трубке повисло недолгое молчание. Где-то на том конце провода возник источник напряженности, и Маркелов почти физически ощутил, как он устремился по телефонным проводам, заполз в подкорку, заставив работать подсознание на полную мощность.
— В принципе, возможно…
— Передай ее мне!
Опять все то же гнетущее молчание.
— Хм… Хорошо! Но эта услуга пренесет тебе дополнительные расходы.
— Не переживай, не поскуплюсь. Колись!
— Подойдешь к ней и скажешь, что «дядя Ваня серьезно приболел»… Она поймет. Это значит, что ты выступаешь от вербовщика.
На душе заметно полегчало.
— Хорошо.
