После обеда, во время которого я ничего не ела (от любого упоминания о еде мутило, ибо перед глазами не переставая маячил убитый индеец), непогода и вправду сдалась. Дождя не было, ветер слегка утих, хотя его все еще было слышно даже за закрытыми окнами, но макушки деревьев качались уже не так неистово, а небо с темно-темно-серого поменяло свой окрас на средне-серое, так что на улице немного посветлело. Любимова убежала в комнату к парням о чем-то советоваться (эта особа никогда не может усидеть на месте, вот и сейчас она придумала какую-то не то диверсию против других обитателей сторожки, не то миссию по их спасению — поди разбери), а я решила, что мне не повредит прогуляться в одиночестве. Надев джинсовку, я вышла из дома и напрягла зрительную память и пространственное мышление, чтобы сориентироваться, в какой стороне висит труп Фалалея, и случайно на него не наткнуться. Я вспомнила и, просчитав для себя безопасный маршрут, двинулась в путь. Мне нужно было подумать, а суета внутри дома отвлекала. Я не хотела, чтобы все мы погибли, потому реально стоило во всем разобраться и найти пути решения проблемы. Если зверствует рок или проклятие, конечно, побороть его я не в состоянии, но вот если Женька прав и тут замешан человек, тогда необходимо было задуматься, прокрутить в голове все события и несчастья (я имею в виду убийства, самоубийства либо несчастные случаи) и сделать выводы. Кто из наших способен на такое? Хм, пожалуй, никто. На ум приходит только одно-единственное серьезное предположение: Света была права, Фаля довольно тяжелый мужчина (беря в расчет его экипировку — цепи, ботинки, куртка), так что убийца должен быть очень крепким человеком. Скорее всего, мужчиной. Мужчин среди оставшихся ровно половина, притом двое из них — это люди, которых я знаю очень хорошо. А вот двух других я практически не знаю. Но Альберта знают и Лера, и, по-моему, Света, и они его совсем не подозревают. Стало быть, Непохожий-на-тебя? Снова загвоздка. Вместе с ним была Лера, не мог же он при ней убить Фалалея и повесить его? Что же, он подкупил ее? Или пригрозил ей? Что-то не верится как-то в такое. Но с Валерией придется потолковать, очень уж ее лихорадило, когда они вернулись с улицы. С другой стороны, было холодно, и меня бы трясло еще пуще. Лера тоже худенькая, ее тоже кровь не должна греть, как и меня.
В этом деле удивляет еще одно обстоятельство. Куда делся труп жены Фали? Кому он нужен? Почему, убив ее, тело оставили в машине, а когда Фелю нашли мы, то труп тут же красиво убрали? Потому что в «Газели» тело оставили специально, чтобы нас запугать? Или чтобы навести на подозрение о суициде, а когда эта затея не прошла, тогда уж решили от трупа избавиться? А почему не избавились от… Ой, мама!
Я круто изменила направление, повернувшись на сто восемьдесят градусов. Я шла теперь туда, в то место, от которого у меня до сих пор мороз по коже. Я просыпалась ночью несколько раз в холодном поту, потому что видела его во сне, снова и снова. Я шла туда, где не ждало меня ничего хорошего. Где ждал меня мертвый человек, подвешенный на дереве, словно в подражание Иуде. И идти туда было нужно.
Прошло много времени. Пару раз я выходила к стоянке, к воротам, к дворцу, обратно к дому, к заливу, к забору, огораживающему фонтаны. Где же это место? Я никак не могла найти.
Так, вспоминай, Юля, вспоминай. Женька говорил, что мы свернули не на ту тропинку. Вот ведь наблюдательный человек! Ему в бойскауты надо. Итак, вот я снова на стоянке. Два сиротливых автомобиля смотрят на меня печальными выключенными фарами. Антенна, проткнувшая бензобак, валяется прямо в гигантской луже — смеси бензина, воды и грязи. Ветер заставляет кутаться плотнее в кусок ткани и все же не остужает желания докопаться до истины. Вот две тропы, та, что правее, — наша, я по ней сейчас уже раза три доходила до дома лесника, в котором мы жили, и обратно. А в тот раз мы пошли по той тропе, что слева, но по ней я уже тоже пару раз плутала, выходя то к заливу, то к фонтанам. Куда же идти? Здесь нет третьей дорожки, не по траве же мы шли в темноте, в самом деле? У Кеши был фонарик. Да и помню я, что стопы по тропинке передвигала. А вот через минут пять, обидевшись, ушла чуть в сторону — вот там он и висел.
— Мазохистка.
Я подпрыгнула и обернулась.
— Боже, ты напугал меня! Совесть есть у вас? — от неожиданности я соединила «выканье» и «тыканье».
— У нас — это у негров? — задорно ухмыльнулся темнокожий парень, не упустив возможности лишний раз заставить меня краснеть.
— Нет, у вас — это у тебя, только вежливо, — смутилась я. Опять. Как у него это выходит? — Почему ты обзываешься, скажи мне лучше?
— Я думал, тебя и пинками на это место не загонишь, — пояснил он. — Недооценил. Молодец. Я тоже додумался это проверить.
— Что проверить?
— То же, что и ты. Пойдем.
Я пошла за ним. Он вел меня вперед по этой тропе, через пару минут шагнул вбок.
— Смотри. — Я смотрела. Ничего. Трава, деревья. На что он хочет обратить мое внимание? — Дерево узнаешь? — кивком указал он наверх.
Я подняла голову. Пригляделась, подойдя поближе.
— О господи… О боже…
На самой крепкой ветке векового дуба висело что-то грязно-белое. Это были остатки веревки, срезанной кем-то.
— Он ведь здесь висел? — Кеша кивнул. — То-то я хожу туда-сюда и найти не могу. Но кто его снял?
— Не я, — пожал он плечами. — Теперь ты понимаешь?
— Нет, — покачала я головой. — Что я должна понять?
Он улыбнулся еще шире.
— А то, что здесь не все так просто, как кажется.
Я нахмурилась.
— Мне и до сих пор так не казалось. Все сложнее некуда.
Мы немного постояли в раздумьях. Усилившийся ветер трепал мои не собранные против обычая в хвост волосы, закидывая их на лицо и тут же отбрасывая назад. Но часть цеплялась за нос, не желая расставаться с фасадной стороной моей головы и усиливая этим дискомфорт от непогоды. Катька все удивляется, почему я никогда не расстаюсь с заколками. Вот почему. Эти непослушные на ветру волосы ужасно раздражают, рукам просто надоедает их постоянно приглаживать как надо.
— Прогуляемся? — предложил Кеша, с любопытством наблюдая за моим поединком с прической.
Я неуверенно покачала головой:
— Наверно, нет. Я лучше пойду обратно.
— Ладно, — вроде бы не расстроился баскетболист. — На вот, возьми, — он скинул с себя ветровку «на молнии» от спортивного костюма и накинул мне на плечи, оставшись, вопреки всяческим ожиданиям… в тельняшке. Негр в полосатой бело-синей тельняшке — это выглядело так нетривиально, что я рассмеялась. — Чего ты? — опустил Кеша взор на свою грудь. — Ну да, в ней тепло. Не ходить же, как наш Альберт Семеныч, на таком морозе в футболках, в самом деле. Заболеть можно.
— Ты же спортсмен, спортсмены не болеют, — попыталась я пошутить.
— Иногда болеют, — оспорил мое предположение Кеша и отправился вперед по тропе, кивнув мне напоследок, мол, еще свидимся.
