Взгляд Иннокентия сделался холодным.
— Что ж, можете убить меня и Светлану, — грубо ответил он ему. — Тогда все будет по очереди.
— Смерть не может быть вне очереди, — не согласился с теорией Женька. — Смерть сама всегда знает, к кому приходить и когда приходить. Так что оставим эти глупые суеверия. По очереди, вне очереди… Что вы как дети малые, ей-богу.
— Ах, дети, да? — разозлился Альберт Семенович. — Что-то из всех один ты не теряешь самообладания, пацан! Может, ты про себя говорил, когда описывал нам киллера-аса, что живет в этом доме?
— Отвечать на ваш выпад — это ниже моего достоинства. Увольте. — Женька с написанным на лице отвращением к этому субъекту отвернулся.
— Что, так и есть, да? Так и есть? Только попробуй поднять на меня руку! Я не хочу умирать, и я не умру, ясно тебе?! Я не позволю никому убить себя, ни живому человеку, ни какому-то року! Запомни это, молокосос, запомни! — постучал для убедительности шофер «Газели» раскрытой ладонью по столу. — И говорить тебе, где я был, не желаю, усек? Ты никто для этого. — Морозов демонстративно порвал на клочки взятую бумагу, что лежала дотоле возле него на столе.
— Иннокентий? — приподнял брови Логинов, повернувшись к нему.
Тот отложил фото, сел рядом.
— Я встретил Павла в столовой где-то около трех. Я вернулся с прогулки, он же собирался уходить. Притом вышел он из вашей общей комнаты и сразу направился к двери, так что, думаю, нет смысла рассказывать, как он выглядел, был ли напуган, встревожен и так далее, ведь ты виделся с ним за две секунды до того. Это все, с тех пор я его ни разу не видел.
— Что ты дальше делал? — дружелюбно спросил Женя тоном, каким обычно пытаются поддержать беседу. Наверно, для того, чтобы не обидеть человека какими-то подозрениями.
— Дальше мы были в комнате Валерии. — Тут он сильно смутился и продолжил сконфуженно: — Общались. На тему литературы.
— И поездок, — добавила Лера.
— Да, и поездок.
Остальные, выслушав это, слегка растерялись. Хотя слезы продолжали струиться по моему лицу, мозги все же пребывали в рабочем состоянии. О чем они на самом деле говорили? Уж не о том ли, как не выдать себя, убив Фалалея? И не они ли убили Пашу?
Да ну, глупость. Я не должна подозревать Кешу, пару раз он доказал, что к убийствам, если таковые имели место, не причастен. Они просто общались, что такого? Только вот что-то покраснели оба. Особенно Иннокентий. Я и не знала, что темнокожие краснеют. И цвет-то получается не розовато-красный, как у нас, а какой-то совсем темный. Остается лишь догадываться, покраснел ли он в общепринятом смысле этого глагола или это всего-навсего игра света. В то же время шестое чувство подсказывало, что парень конкретно смущен.
Что-то я не о том говорю… Вообще страшно подмечать, насколько меняются люди под угрозой смерти. Сперва почти все мы были уравновешенными приветливыми людьми, а теперь готовы броситься на кого угодно и порвать собственными зубами ему глотку, лишь бы чуть отсрочить свой собственный конец. Это так печально. Это так жестоко. И это только начало.
— Ладно, теперь вы, — посмотрел Логинов на нас с закадычной подругой. — Докладывайте, как дело было. И не увиливать мне! — погрозили нам пальцем. Да мы и не собирались, рассказали все, как было. Да, осмелились перейти дозволенные территориальные рамки, но Павла мы не убива-ли, это факт. — То есть вы вышли из подъезда на улицу, а его там не было? — все верно понял Женька. Мы лаконично кивнули. — Сколько вы были в подъезде?
— Около десяти минут, — подумав, ответила подруга. — Возможно, и того меньше. Мы его звали, кричали, дом обошли, все подъезды проверили — нету.
— Завтра покажете мне это место. У меня все. Кто-нибудь еще хочет высказаться? — вопрос «в зал» остался неотвеченным. — Что ж, собрание считаю завершенным. Спокойной ночи. — Логинов чинно поднялся и удалился к себе под — изумленно-неодобрительными взглядами всех присутствующих. Какая уж тут ночь будет? Надо же было такое пожелать, с ума сойти.
Остальные молча встали и тоже разошлись по комнатам. Наконец-то этот тяжелый, наверно, самый худший день моей жизни подошел к концу. «Нашла тоже худший день, — проснулся вредный голос, — завтра будет еще веселее, вот увидишь». «Заткнись, не то ударю!» — ответила ему я, разбирая постель.
Ночью захотелось в туалет. Вставать было лень, но делать нечего, уснуть в таком состоянии явно не получится. Я поднялась, полезла за мобильником, чтобы освещать себе путь, но затея самым гадским образом провалилась: эта сволочь банально потерялась. Нащупать мне его никак не удавалось, а увидеть не могла, так как кругом стояла кромешная мгла. Из окна пробивался бледный тусклый свет, но достигал он лишь подоконника и маленького квадратика пола под окном, а изголовье моей кровати находилось далеко. Не мог же он исчезнуть, в самом деле, точно так же, как и Светин? Да нет. Я помню, что положила телефон на табурет возле постели, и скорее всего, он так там и продолжал мирно покоиться, но ведь всем известна истина, что никогда не найдешь то, что тебе нужно. Однако оно появится тогда, когда уже станет бесполезно.
Разозлившись на сотовый, который непременно должен был уже попасться мне в руки, я стала более резкими движениями ворошить хлам на табурете — сымпровизированной прикроватной тумбочке, от этого на пол что-то свалилось, причем довольно громко, потому что Катя беспокойно зашевелилась на своей постели. Что ж, фиг с тобой, сон подруги мне дороже, так дойду.
Я протянула руку к стене и стала медленно продвигаться к двери. Дальше вышла в столовую и, спотыкаясь о расставленные табуретки, добрела до двери в сортир. Там уже включила неяркую лампочку. Даже двадцать ватт после мрака показались ослепительными, и я на время зажмурилась. Затем, когда я вышла из комнаты, мне пришла в голову идея оставить открытой дверь и включенным свет, что-то вроде дежурного, но потом я вынуждена была от этого отказаться: коли лампочка перегорит, заменить ее будет нечем, других нет. И останется нам совершать определенные действия в полной темноте, вот ужас. К тому же характерный смрад данной комнатки быстренько распространится по всей большой столовой, в которой мы имеем частое удовольствие трапезничать (но в связи с пропажей и смертью людей особого удовольствия обыденное утоление голода все же не приносило), этого тоже как-то не хотелось.
Я с легкой скорбью потушила свет и направилась обратно. Обошла стол, двинулась к комнате. И тут как гром среди ясного неба из дальней комнаты — комнаты мертвого индейца — донесся легкий шум шагов. Мороз пробежал по моей вмиг остывшей коже. По дому расхаживает разлагающийся труп! Я завопила как ненормальная, в два прыжка достигла нашей с Катей спальни, но забыла о том, что не поленилась захлопнуть дверь, когда оттуда выходила, в результате треснулась лбом о прямоугольный кусок дерева и упала навзничь.
Глава 10
Вспыхнул свет, вокруг меня собрались люди. Трупа среди них не было. Странно, куда ж он делся?
