– Нас, наверное, уже хватились. Если мы не улизнем отсюда часа через три… ну максимум, через четыре, то нас скормят волкодавам. Как пить дать! – И, весело посмотрев на Резаного, как-то заметно поскучневшего, поинтересовался: – Ну как, нравится тебе такая перспектива? Может, еще повернешь, а? Покаешься, а вдруг простят?
– Брось, – отмахнулся Резаный, – не в первый раз помирать. Может, еще выкрутимся.
– А ты, я вижу, оптимист, – сдержанно заметил Фомичев и уже серьезно признался: – Завидую!
Артур Резаный постучал себя по карманам.
– Тьфу ты! Сигареты уронил. Как же теперь без курева?
– Ты меня умиляешь, Резаный, – ему скоро собаки глотку начнут рвать, а он о никотине думает. Ладно, пошли, нечего рассиживаться, у меня есть еще кое-какие планы на жизнь, не хотелось бы, чтобы она прервалась столь похабно.
Костыль поднялся и, пнув носком сапога камушек, заторопился вниз. Неожиданно он остановился.
– Ты ничего не слышишь?
Резаный застыл, воровато покрутил головой и виновато произнес:
– Птицы орут, Костыль. А так, в натуре, ничего не слышно.
– Собаки лают, – удовлетворенно протянул Костыль.
Резаный невольно взглянул на напарника: с такой любовной интонацией мог говорить бывший легавый, вышедший в тираж, но уж никак не бродяга, добрую половину жизни протянувший в лагерях. Еще один ребус, мать твою! Но переспрашивать не стал.
Через час пути лес помельчал, и сквозь поредевшие кроны заблестела узенькая полоска свинцовой воды. Повеяло странной смесью свежести и йода, какая может быть только на берегу моря.
Фомичев ускорил шаг.
Скоро лес отступил совсем, сменившись на каменистую пойму. У обрыва, сопротивляясь порывам ветра, стояла выцветшая добела палатка. Неожиданно полог откинулся, и из нее вышел высокий сухопарый мужчина в штормовке и вязаной малиновой шапочке. Посмотрев из-под ладони в сторону приближающихся, он уже через минуту потерял к ним интерес, признав в них чужих, и, помахивая алюминиевым котелком, заторопился к небольшому обрыву, у основания которого тонкой струйкой пробивался родник.
– Засекут, – нервно произнес Резаный, – что делать-то будем?
– Спокойно, – не разжимая челюстей, произнес Костыль, – главное, не дергаться. И прими ты беззаботный вид, мать твою, считай, что ты не в бега ударился, а на рыбалочку вышел.
– Понял, – с натянутой улыбкой отреагировал Резаный, чуть расслабившись.
Мужчина в шапочке уже набрал в котелок воды и, осторожно ступая по камням, пошел в обратную сторону. А вода, плескаясь, крупными каплями падала на плоские камни.
– Отец, закурить не найдется? – жизнерадостно спросил Костыль, сделав навстречу несколько больших шагов.
Мужчина чуть приостановился, смерил Костыля мрачноватым взглядом и сдержанно поинтересовался:
– С поселения, что ли?
– С чего ты взял? – на лице Фомичева играла все та же располагающая улыбка.
– Что я, зэков, что ли, не видел? А потом на руки свои посмотри… Не нравятся мне ваши наколочки!
– А ты глазастый, отец, – веселья в голосе Костыля заметно прибавилось. Очень дурной признак. – Может быть, так оно и лучше, объяснять ничего не надо будет! Котелок бы ты свой поставил, а то, не ровен час, опрокинешь на себя. Неприятность выйдет.
Мужчина обернулся. Прямо в лицо ему упирался ствол «макарова».
– Не дури. Я не один здесь, – отмахнулся от вороненой стали дядька.
– Нам бояться некуда, побегушники мы, – задиристо сообщил Костыль. – Где лодка?
– Какая лодка?
– Не гони порожняк, – строго предупредил Костыль, – я этого не люблю, сам знаешь, нам терять нечего. Где лодка, спрашиваю?!
Неожиданно котелок сорвался с руки сутулого и, звонко ударившись о камни, покатился с дребезжанием по берегу, оставляя за собой мокрую дорожку.
– Лодки здесь нет. Мой напарник еще вчера вечером ее перегнал.
– Послушай, дядька, ты мне нравишься, но я начинаю испытывать некоторое чувство раздражения. Очень не люблю людей, которым приходится повторять дважды. Итак, спрашиваю в последний раз, где лодка?
Костыль несильно ткнул стволом пистолета мужчине в лоб, оставив чуть выше переносицы красный след.
Мужик распрямился и оценивающе посмотрел в глаза Костылю, как бы спрашивая, а не слишком ли тяжел для тебя венец смертоубийства, и, увидев в зрачках только холод, понял, что сомневался напрасно.
– Здесь рядом… за утесом.
И в ту же секунду у самой палатки раздался лязгающий звук. Его мог издать только затвор, вгоняющий в патронник смертоносную начинку.
Рука Костыля мгновенно откинулась в сторону, и, почти не оборачиваясь, он выстрелил в появившуюся из палатки фигуру. Вторая пуля досталась дядьке, угодив в самую середину его лба. Голова, как от сильнейшего удара, откинулась далеко назад, и тот, разбросав руки, упал спиной на каменистый берег.
– Силен, – только и сумел протянуть Резаный. – Смотри ты, а у палатки-то баба!
Паша Фомичев сделал шаг. Остановился. И, вытянув шею, поморщился:
– Фу ты, черт!.. И вправду баба!.. Не люблю я так… Примета плохая. Ну да ладно, может быть, как-нибудь обойдется. Как же ее сюда занесло-то? Рыбаки здесь должны были быть. Посмотри, что там в палатке.
– Ага! – мигом юркнул внутрь Резаный, и уже в следующую секунду раздался его ликующий голос: – Сало здесь! Килограммов пять будет!
– Карабин захвати, ну и про сало не позабудь, – бросил Фомичев, не оборачиваясь, и скорым шагом направился в сторону утеса.
Лодка лежала на берегу, вытянутая наполовину. Вполне сносная малышка, чтобы под двумя моторами пересечь полоску моря в пару десятков километров.
– Ты мне скажи, как это тебе удалось! – ликовал Артур Резаный, осматривая лодку. – Приходилось мне видеть везунчиков, но чтобы таких… впервые в жизни встречаю! Мы первые будем, кто с Заячьего полуострова ушел!
– Бензин проверь! – сдержанно погасил радость напарника Фомичев. – Не грести же нам по морю двадцать миль.
– Да здесь полный бак! С таким запасом до Америки добраться можно!
Костыль скрупулезно осмотрел мотор – не поврежден ли – и, убедившись в его целости, одобрительно хмыкнул:
– Порядок.
– Ну как ты все это знал?! – не унимался Резаный. – Ну скажи мне, откуда ты про все это знал? – Он бросил в лодку куль с салом и, едва ли не черпая голенищами студеную воду, принялся сталкивать лодку с каменистого дна.
– Сорока на хвосте принесла, – довольно хмыкнул Костыль, и, когда Артур Резаный тяжело перевалился через борт, брызнув водой, он лихо дернул за шнур, заставив двигатель ритмично заколотить клапанами.
