По выражению лица Колюни стало ясно: он тоже ничего криминального не услышал. Луч фонарика выхватил из темноты неприглядную картину: в подвал вела обыкновенная приставная лестница с грязными ступеньками, в самом низу блестела вода. Спускаться туда и проверять ее уровень не имело смысла. Наши надежды отыскать следы недавнего пребывания в подвале человека в этой воде и утонули. Зато они обнаружились в самой первой по счету комнате правого крыла. Довольно большой — метров восемнадцать, не меньше. Очевидно, она предназначалась для кухни — столовой. Пол был выложен бежевой плиткой, одна стена тоже. К ней примыкал ящик, косивший под кухонный стол, и старенькая газовая плита. Газовый баллон отсутствовал. На полу валялись два пластиковых пакета. Один пустой, второй с заплесневелым батоном хлеба, бутылкой минеральной воды и банкой салаки в томате.
В комнате имелась еще одна дверь, при взгляде на которую стало ясно: несмотря на «открытость» ей предназначено находиться под замком. Колюня, не мешкая, проверил этот вывод ключом из связки. Замок легко открылся и закрылся. И это принесло мне облегчение, хотя я и сделала вид, что сей результат закономерен. Честно говоря, отсутствие нормальных условий в подвале несколько поубавило оптимизма.
Комнате без окна, площадью в десять — двенадцать метров, была отведена роль подсобного помещения. На полу у противоположной стены лежал матрас, на нем какое-то подобие одеяла, вместо подушки куча тряпья. Рядом с матрасом валялся зачерствевший кусок хлеба, чуть поодаль стояла початая бутылка минеральной воды. Над всем этим витал убойный запах санузла, совмещенного с помойной ямой, невольно заставивший прикрыть ладонями нос. Не помогло.
— Отдельный номер без удобств, — прогнусавила я.
— В пансионате «У Хавроньи», — поддакнула Наташка.
— Не-е-е… — возразил Колюня. — Там кормят лучше.
— Угу, — промычала я. — Не то что здесь — на убой.
Психея нервно поминала Всевышнего. Зря, конечно. В данном случае он ничем помочь не мог. Перекосившись от отвращения, Колюня решил закрыть дверь, но я воспротивилась. Выхватила у него фонарик и, убеждая себя в неэффективности спрея от все еще продолжающегося насморка, храбро вошла в помещение.
Ведро с, так сказать, результатами чужой жизнедеятельности сразу проигнорировала. Откинув носком резиновой галоши тряпье, имитирующее подушку, обнаружила под ним наручники и с трудом подавила желание наступить на них галошами. Еще не хватало запятнать их «протекторами» своей обуви. Фонарик буквально прыгал в моих руках. Никак не могла совладать с нервным перенапряжением.
— У тебя явный мандраж. Посвети-ка на стены, — спокойно попросила Наталья. Решив, что она не брезгливее и не трусливее меня, подруга перешагнула границу тьмы и света.
— Что ты хочешь на них увидеть? — спросила я. — Памятную надпись «Здесь был Стас Полетаев»? Или повешенную мышь, которая крала у него крошки хлеба.
— Может, и ее. Повесилась бедняжка с тоски по пропавшему сотрапезнику. Видишь корку? Несчастная даже аппетит потеряла. А ты не вредничай, Ириша, просто посвети.
Я посветила и услышала нарекания Наташки в адрес строителей:
— Это ж надо так метровыми гвоздями обшивку испортить! И ладно бы ради твоей ветровки, которую ты одолжила Кикимору болотному. Но ее на гвоздях нет. Я правильно тебя поняла, Ирина Санна, Кикимор и есть настоящий Станислав Полетаев?
— Правильно. Какое-то время эта каморка служила ему камерой предварительного заключения. Преддверием в райскую обитель. Как великомученику. Выходим отсюда.
На самом деле мы не просто вышли из затхлого помещения, скорее вылетели. Парой бройлерных голубок. Психея с Колюней едва успели расступиться. Сразу захотелось куда-нибудь присесть и отдышаться, но «сладкая парочка Ткачуков» потребовала разъяснений. Причем весьма убедительным способом. Когда чужая мужская рука основательно трясет тебя за шиворот, невольно хочется высказаться, только получается плохо. И все-таки я начала издалека — со вступления. О том, что мой муж за всю нашу с ним совместную жизнь ни разу не позволил себе такого. Если и встряхивает, то за плечи.
— Так то муж! — глубокомысленно заметила Психея.
— Вот именно, — подтвердила немного обалдевшая Наташка. — А тут какой-то сопляк!.. Отпусти ее, садист!
Натиск подруги был столь стремителен, что Колюня шариком откатился к окну и схватился за подоконник. Загородив меня спиной, Наташка рассыпалась в его адрес угрозами, перемежая их сочувствием к несчастной доле его законной жены.
Венцом угроз было обещание заточить парня-психа в освобожденную его отцом-психом «газовую камеру» со ссылкой на то, что «яблочко от яблони недалеко падает». После этого Колюня сразу же принялся смущенно оправдываться тем, что «не хотел, не знаю, как получилось», «да я легонько»…
— Фига себе, легонько! — продолжала орать Наталья. — Да ты Ирку — ум, честь и совесть нашей компании — из галош вытряхнул! Я тебе этого никогда не прощу.
Я давно уже вышла из-под Наташкиного прикрытия и с помощью Психеи приводила себя в порядок, но подруга вошла в раж и продолжала унижать ум, честь и совесть Колюни. Кончилось тем, что он, красный как рак, брякнулся на колени и стал покаянно просить прощения. Только я не поняла, у кого именно. Получалось, что у всех сразу и на всю оставшуюся жизнь.
— Надо же, как возлюбил отца своего, — шепнула я Психее. — Едва не лишил меня права голоса.
— Да, а ведь я еле уговорила его на встречу с ним. Зря, наверное. В такое дерьмо вляпалась. Вообще-то я в мистику не верю. Похоже, Полетаев самый настоящий маньяк, вообразивший себя оборотнем. Жить в таких условиях… — Психея с отвращением покосилась в сторону кладовки. — Как Наталья его обозвала? А! Кикиморой болотной.
— Кикимором, — поправила я. — А в кладовую его заточили насильно и, чтобы не рванул на волю, приняли дополнительную меру предосторожности — раздели до трусов. Каким-то образом ему удалось сбежать. Три дня назад мы с Натальей, заблудившись, случайно услышали его вой из болота. Перепугал нас изрядно. Этакая заросшая особь неизвестной породы. Лучшее предположение — заплутавший клиент дурдома. Он толком не представился, на подпольного миллионера совсем не тянул, вот мы и обозвали его более подходящим ему именем — Кикимором. У него что-то с ногой случилось, он идти не мог. Или не хотел. Теперь уже и не знаю. В данный момент мне кажется, он нас тогда припомнил — виделись как-то в больнице, где его мой муж оперировал. А Наташка из комы вывела… — Я немного помялась, но сказала правду: — Методом психотерапии. Заявила, что его жене Валерии не нужен лежачий камень, под который из него самого вода течет… Ну или что-то в этом роде. И пообещала найти Лерке достойного жениха. Полетаев сразу пришел в себя и так на нас глянул!.. Словом, вполне мог запомнить в качестве главных врагинь. А вот мы его — нет. На физиономии, там, где не было бинтов и пластыря, пробивалась щетина. Хотя, в общем, он выглядел лучше, чем в болоте. Но вот почему не поведал нам правды о своем положении?
