– Ольга, время, – стараясь перекричать грохочущую музыку, сообщил он и потянул упирающуюся мачеху за руку.
– Рано еще, не суетись, – отмахнулась она и взмолилась: – Жорик, миленький, пять минут…
– Нет, все, хватит, – отрезал он, решительно отбирая у нее бокал с «Капри». – Еще сто грамм инвестиций, – и ты недвижимость. А я буду виноват.
Ольга капризно надула губы, изображая из себя маленькую девочку.
– Жо-орик, как тебе не сты-ыдно, что о нас люди подумаю-ют, – пропела она.
«Черт, уже набралась, – мысленно выругался Георгий. – „Что люди подумают“! Нужна ты, старая дура, людям».
Он снова потянул ее за руку:
– Пошли!
Ольга вдруг уронила на стол голову и залилась горькими слезами.
– Я несчастна, несчастна, – приговаривала она, размазывая косметику и слезы по щекам ладонью. – Жизнь уходит, молодость прошла, все прошло…
Зрелище было отвратительно. Георгий разозлился: «Вот же пьянь! Нажралась! Как я, блин, не усмотрел? То-то папик „обрадуется“. А виноват опять буду я!»
Ему хотелось схватить пьяную мачеху за шиворот, вытащить ее из бара и надавать, надавать пощечин! И пинков, пинков надавать! Хороших пинков по заду! По ее холеному заду!
Вместо этого он взял себя в руки и ласково попросил:
– Ну успокойся, Олюшка, не все так плохо, ты просто устала.
– Устала? – она подняла мокрое, перепачканное тушью лицо и обожгла его ненавидящим взглядом. – Устала? От чего? Я же ничем не занимаюсь. Это ты живешь. Веселишься, бегаешь по вечеринкам, по бабам. А я дома сижу, в клетке. Твоего папика жду, будь он неладен! Боже, зачем я на свет родилась? – с чувством вопросила она и потянулась к бокалу.
Георгий понял, что это надолго.
«Если так и дальше пойдет, – испугался он, – и к утру не выберемся из бара. Совсем баба с ума сошла: с жиру бесится и спивается прямо на глазах».
– Слушай, что с тобой происходит? – в отчаянии закричал он.
Как ни странно, крик его души подействовал на нее отрезвляюще. Ольга отставила бокал, сказала «тсс!», приблизила губы к его уху и, делая страшные глаза, прошептала:
– Жорж, мне страшно. Я боюсь.
Он изумился:
– Чего?
Она потрясла головой:
– Не знаю.
Георгий усмехнулся:
– Боишься незнамо чего? Поздравляю тебя: это Белка.
– Что-оо?
– Белая горячка.
– Иди ты к черту! – рассердилась Ольга. – Я серьезно. Предчувствие подсказывает мне, что я на пороге ужасных событий, – зловеще сообщила она и громко икнула.
«Точно Белка, – раздраженно подумал Георгий. – И не удивительно: столько пить!»
– Думаешь, я пьяна? – словно подслушав его мысли, не своим голосом закричала Ольга.
Он испугался:
– Тише! Тише, на нас смотрят.
– Да, ты прав, – согласилась она, послушно переходя на шепот. – Я пьяна. Пьяна, потому и говорю тебе об этом.
– О чем, об этом?
– О самом сокровенном, – пояснила она и снова икнула. – Трезвая я не решилась бы, честное слово. Жорик, мне страшно.
Лицо ее начало собираться в плаксивую гримасу, от чего под глазами и даже на щеках появились морщины – Ольга уже не выглядела молодо.
«Вот же навязал мне папик горе, – брезгливо глядя на мачеху, подумал Георгий. – Сейчас снова начнет хныкать и жаловаться».
Во избежание этого, он погладил Ольгу по руке и ласково сказал:
– Не бойся, дорогая, я с тобой.
Она наивно обрадовалась:
– Да? Ты со мной?
Георгий кивнул:
– С тобой. Я твой друг.
– Это хорошо. Очень хорошо, – лихорадочно забормотала Ольга. – Будь рядом. Держись поблизости. Но, Жорик, как мне страшно. Ты не представляешь… Это может произойти в любой момент…
– Да что «это»? – взорвался он.
Ольга беспомощно пожала плечами.
– Сама не знаю, – тяжело вздохнула она, обдав Георгия густым перегарным духом. – Эх, если бы я могла знать! Как мне страшно. Я, может, и глупая, но, Жорик, Жо-орик, – пропела она, – я обладаю, обла-адаю даром предвидения.
«Что она мелет? – удивился он. – Чего боится? Может я не заметил чего?»
И тут же Георгий рассердился, уже на себя: «Блин! И я туда же! Философский вопрос: Что болтает эта нажравшаяся дура? Обычный пьяный треп!»
Он озабоченно взглянул на часы и воскликнул, на этот раз решительно:
– Нам пора.
Ольга схватила его за руку:
– Нет, нет, я еще не все сказала…
– Пойдем, скажешь потом.
– Потом?
– Да, по дороге.
Неожиданно она согласилась:
– Да, пойдем.
Георгий помог ей подняться из кресла, после чего выяснилось, что идти-то Ольга как раз и не может. Она повисла на нем, глупо хихикая и склоняясь к полу. С большим трудом (с помощью бармена и отборного мата) ему удалось вытащить ее на улицу. К его радости там она протрезвела почти мгновенно, сразу же, как только умылась ледяной водой из фонтана.
– Фу-у, думала меня вырвет, – воскликнула она, деловито доставая из косметички зеркальце, пудреницу, салфетки и губную помаду.
В течение десяти минут прямо на глазах у Георгия Ольга посвежела и похорошела.
– Ну вот, я готова, – сказала она, укладывая зеркальце, пудреницу и губную помаду в косметичку, а косметичку обратно в сумочку.
Он подивился:
– Слушай, как тебе удается так быстро пьянеть и почти мгновенно трезветь?
– Тренироваться чаще надо, молокосос, – с улыбкой превосходства ответила она и шутливо щелкнула пасынка по носу.
– Ну, теперь уж точно пора, – снова глянув на часы, сказал Георгий и решительно направился в зал ожидания.
Ольга побежала за ним. Брезгливо морщась, она на ходу натолкала полный рот жвачек и, бегло глянув на себя в зеркальную дверь, удовлетворенно произнесла:
– Полный порядок. Вид, как только что с конвейера. Никто не придерется.
– Успокаиваешь себя? – усмехнулся Георгий.
– Нет, колдую, – загадочно ответила она.
Георгий приостановился и изучающе на нее посмотрел.
– А что ты там говорила о какой-то опасности? Кому она угрожает? – задумчиво спросил он.
Ольга пожала плечами.
– Так, чепуха. Просто сон плохой видела, – отмахнулась она.
Они подоспели вовремя. Встречающие уже шумно смешались с прибывшими.
