Рудольф Андреевич полулежал в кресле, по его лицу стекала кровь. Дворецкий подбежал к нему, вытер кровь носовым платком, плеснул в лицо водой. Хозяин хрипло застонал, приоткрыл глаза. Увидев дворецкого, спросил чужим, плохо различимым голосом:
— Где… он?
— Уехал. Я вызову «скорую»?
— Ничего не надо… Дай телефон!
Сжав трубку в руке, Рудольф Андреевич набрал номер и проговорил хриплым срывающимся голосом:
— Я знаю, что вы ищете Ахмата Рамзанова. Он скрывается под именем Вагифа Шамшиева и сейчас находится за рулем черной «ауди» номер…
Слушать ответ он не стал — повесил трубку.
С утра Лола как обычно не хотела вставать, требовала кофе и булочек. Когда же Лёня все это ей предоставил, она сказала, что встать не может, потому что ей нужно помедитировать, чтобы войти в образ. На самом деле она просто собиралась подремать в тишине.
Однако Маркиз за два с половиной года их плотного общения напарницу свою отлично изучил. Поэтому он не повелся на ее слова, а пригрозил, что принесет кастрюлю с холодной водой и выльет ее в кровать, если Лолка немедленно не встанет.
Это возымело действие, Лола поднялась, потащилась в ванную, охая и стеная, и захлопнула дверь у Лёни перед носом. И снова он ей не поверил, поскольку не стал расслабляться, а, нарочно громко топая, ушел на кухню и тут же прокрался назад и приложил ухо к двери.
Как он и предполагал, в ванной не шумела льющаяся вода, не звякали флаконы с тониками и шампунями, не скрипела дверца шкафчика и Лола не пела. Судя по тому, что встала сегодня Лола явно не с той ноги, репертуар должен был быть украинским. Но нет, никакой «ночи яко мисячной» или «дивлюсь я на небо» Лёня не слышал.
— Так-так, — проговорил он одними губами, — так-так…
У него наготове уже были плоскогубцы, которыми он аккуратно поддел задвижку. И распахнул дверь. Как он и предполагал, не было визгов и возмущенных воплей. Лола спокойно спала на теплом полу ванной, подложив розовое махровое полотенце. Маркиз примерился и легонько пнул ее ногой.
— Что ты тут делаешь? — Она мгновенно проснулась. — Подсматриваешь за мной в ванной? Извращенец!
Лёня посмотрел на нее очень внимательно и ничего не сказал. Это возымело гораздо больший эффект, чем если бы он кричал, топал ногами и задавал сам себе риторический вопрос, за каким чертом он вообще с Лолой связался.
Лола устыдилась и вышла из ванной через десять минут. Еще двадцать минут понадобилось ей, чтобы превратить себя в ту самую роскошную девицу, которую коварный Вениамин встретил на дороге. Одежда, конечно, была другая, но драгоценности те же — бриллиантовые булыжники в ушах и кольца на всех пальцах.
«Ведь может же, когда хочет!» — привычно вздохнул Лёня.
— Едем скорее, я уже звонил, договорился. Не забудь, я — твой агент, — наставлял Лёня. — Заговори этому Венику зубы, чтобы я мог спокойно осмотреться.
— Сама знаю, — огрызнулась Лола, ей ужасно не хотелось тащиться в эти Ромашки. Еще больше не хотелось ей встречаться с Веником. Кому охота навязываться, когда тебя не хотят?
Ворота открыл водитель. Он переглянулся с Лёней, затем, пропустив Лолу вперед, сказал тихонько, что его уволили и что он понятия не имеет, куда теперь податься.
— Подожди денька два… — вполголоса ответил Маркиз, — потом я помогу.
— Ну, ты готова? — спросил Лёня, нажимая кнопку звонка.
— Сейчас… Ну, давай! — ответила Лола голосом дочери банкира Виктории.
Но вхождение в образ было напрасным, потому что дверь открыла женщина с круглыми глазами, скромно одетая и плоская как доска. И по тому, как по-хозяйски пригласила она пройти в дом, даже Лёня понял, что женщина эта отнюдь не новая экономка.
Женщина прошла вперед, показывая дорогу, а Лола дернула Маркиза за руку.
«Не может быть, чтобы он предпочел мне эту… эту…» — возмущенно просигнализировала Лола глазами.
«Получается, что может… Обошла она тебя на крутом повороте…» — усмехнулся Лёня также одними глазами.
И видя, что у Лолы глаза засверкали в праведном гневе, всерьез обеспокоился.
«Эй, ты не слишком сильно вошла в образ? На фига тебе этот козел? Лолка, мы сюда по делу пришли!»
Вениамин в холле смотрел телевизор и ел с большого блюда домашнее печенье, называемое фунтики, — хитро закрученные кулечки с брусничным вареньем внутри.
— Вениамин Александрович! — сказала женщина негромко. — Приехали люди смотреть дом.
Лола фыркнула тихонько: кого эта мымра хочет обмануть, называя Веника по отчеству?
Вениамин повернул голову к дверям и вскочил, опрокинув столик. Блюдо упало на пол, фунтики раскатились по всему холлу. Лёня отвернулся, едва скрыв улыбку, — уж больно смешон и несуразен был хозяин дома, весь в крошках печенья и сахарной пудре, глаза нелепо вытаращены, одно слово — Веник.
— Вы? — спросил он, уставившись на Лолу. — Как вы?!
— Ах, Вениамин… — прощебетала Лола. — Какая неожиданная встреча! Оказывается, это вы живете в этом доме. А меня папа попросил съездить и осмотреть, он как раз хотел купить что-то в этом поселке. Ну надо же, до чего тесен мир! Ну, показывайте, хотя пока я не слишком впечатлилась. Ну, если полностью все переделать…
Лола схватила Веника под руку и бодрым галопом проскакала по холлу. Как она правильно рассчитала, этот размазня понятия не имел, какова точная площадь комнат и высота потолков, где расположены кладовые и подсобные помещения, сколько в доме ванных и какое дерево пошло на панели для стен. Все пояснения давала эта самая плоская девица, тетей ее даже Лола назвать не смогла бы.
Как отметил Маркиз, объясняла она все довольно толково, и самое главное — никак не реагировала на Лолины мелкие уколы и подначки. Ни один мускул в лице не дрогнул, вот это выдержка.
Уверившись, что Лола взяла этих двоих на себя, Лёня незаметно отстал и вернулся в холл. Вот он камин, а над ним, если верить рисунку в книжке, висели четыре картины. Осталось всего две, потому что две получил в наследство душеприказчик. Так-так, вот они. На одной два человека на охоте. Один прицелился в летящих уток, другой смотрит на собаку, что несет в зубах убитую утку. Собачка симпатичная, ушастенькая. Но птичку, конечно, жалко.
Эта картина явно не та. А вот и пейзаж с радугой…
На первом плане сарай с покосившейся крышей, возле него копенка жухлой травы, а сзади сжатое поле. Да, пейзажик-то гнусноватый, все какое-то старое, серое, унылое… Откровенно говоря, если бы не радуга, широко раскинувшаяся над всем этим тусклым безобразием, то и смотреть было бы не на что.
Лёня пригляделся к картине.
— Несомненно, масло, девятнадцатый век, — сказал он солидным голосом знатока на тот случай, если глазастая сожительница Веника наблюдает за ним сверху.
