– И что это должно означать? – Петляков положил листок бумаги в конверт.
– Ты знаешь, с чего я начинал свой бизнес? Я ведь не всегда ходил в таких богачах, как сейчас, – махнул он рукой на стены квартиры.
Получилось картинно. Хотя ничего особенного в комнате не присутствовало: находились-то они на одной из его квартир, не блещущих музейным изыском. Что внушало уважение, так это пара перекрещенных сабель, повешенных на квадратном ковре, да и то, если разобраться, одна из них была искусным новоделом.
– Слухи ходят разные. Могу только догадываться… Лучше бы это услышать из ваших уст.
– Хороший ответ. – Семен Валентинович поставил рюмку на стол. Желание пить у него пропало. – Моим компаньоном был школьный приятель. Очень толковый парень. Мы очень стремительно стали развиваться, но в какой-то момент я вдруг почувствовал, что нам в одной конюшне становится очень тесно.
– И вы решили его подставить?
– Оказывается, ты не только не умеешь врать, но еще страдаешь прямолинейностью.
Петляков усмехнулся:
– Для человека, который желает сделать карьеру, это весьма скверное качество, я так понимаю?
– Так оно и есть, – буркнул Шевцов. – Вопрос прозвучал предельно откровенно, я этого не ожидал… Но если отбросить какие-то второстепенные детали, то так оно и есть. А может, ты даже знаешь, как я это сделал?
– Все-таки я возглавляю службу безопасности. Знать секреты – это моя обязанность.
Глаза из-под мохнатых бровей смотрели колюче. Но неожиданно лицо Шевцова размякло, складки губ, еще жесткие минуту назад, разгладились и дрогнули. Получилось нечто похожее на улыбку.
– И как же?
– Назар Савин был очень известным сердцеедом, и вы решили воспользоваться этим обстоя-тельством. Подсунули под него женщину, кото-рая в дальнейшем заявила, что Савин ее изнасиловал.
Шевцов кивнул:
– Примерно так оно и было. Может, ты сумеешь назвать, что это за женщина?
– Это Аня.
– Не ожидал… От тебя ничего не скроешь. С одной стороны, это даже ничего, значит, я не ошибся в своем выборе, работник ты толковый. Хотя, с другой стороны… не каждому директору хочется, чтобы подчиненные знали о самом его сокровенном.
– Потом в знак благодарности вы взяли ее в фирму. А потом, ведь она была дочерью вашего друга, если я не ошибаюсь.
– Ты не ошибаешься. Так оно и было в дейст-вительности. Я не пойму только одного: почему ей понадобилось меня уничтожать? Ведь после смерти родителей я ей дал все!
– Я к вам пришел не с пустыми руками, – поставил Вадим Петляков на стол миниатюрный магнитофон.
– Что это?
– Здесь запись последнего разговора Анны с неизвестным мужчиной. Хотите послушать?
– Валяй!
Петляков надавил на кнопку. Сначала послышалось легкое шуршание, именно так змея пробирается через ворох сухих листьев, после чего зазвучал уверенный мужской голос:
«– Ты думаешь, смерть твоих родителей была случайностью? Ничего подобного! Шевцов избавляется от всех людей, которые когда-то сделали ему добро или просто помогли. А твоего отца он устранил потому, что не хотел отдавать долг! Твой отец возглавлял банк и всегда готов был помочь именно друзьям!
– Я в это не верю, – послышался низковатый голос Анны.
– В течение суток он избавился и от своего компаньона, и от твоего отца. Может, ты не веришь в такие совпадения?
– Не верю, – прозвучал тихой голос.
– Он устранил их одновременно специально. Если бы он устранил сначала одного, то другой предпринял бы меры для своего спасения, и тогда неизвестно, как это обернулось бы против самого Шевцова. А так ему не нужно отдавать деньги, а заодно он освободился от парт-нера.
– Это все неправда!
– Почему же в таком случае тебе не спросить об этом у него самого?
– Я обязательно это сделаю.
– Я тебе могу сказать даже больше: если бы Шевцов не уничтожил твоего отца, тот наверняка уничтожил бы самого Шевцова. И знаешь почему?
Ответом было молчание. Только где-то за подоконником прозвучал клаксон проезжающего автомобиля.
– Потому что Шевцов был любовником твоей матери. Ее тяготила эта связь, но он ее шан-тажировал, она хотела уйти и рассказать обо всем мужу. А чтобы этого не случилось, он решил устранить обоих.
– Я не верю ни единому вашему слову!»
Ответом были короткие торопливые гудки.
Сунув магнитофон в карман, Петляков произнес:
– Вот это все, что я хотел бы сказать.
– За то время, пока она у меня работала, она ничего у меня даже не спросила, – хмуро про-изнес генеральный. Подняв рюмку коньяка, он единым махом опрокинул ее в рот. Даже не поморщился, как если бы проглатывал обыкновенную воду.
– И что ты обо всем этом думаешь?
– А разве это важно?
– Тоже верно, – невесело согласился Шевцов. – А если я тебе скажу, что все это неправда, что ты мне тогда ответишь?
Пожав плечами, Вадим ответил:
– Я не судья.
– С этим тебе тоже предстоит разбираться, – буркнул Семен. – Значит, после этого она натравила на меня своего кавалера? Вот оно как получается… А почему бы ей самой ко мне не подойти в таком случае и обо всем откровенно не спросить? Эх, женщины, женщины… – В голосе Шевцова послышалось отчаяние. – Только я тебе хочу сказать, что все это вранье! Меня хотят грохнуть, Вадим. По-серьезному, хотят! Ты не спрашиваешь, каким образом попало ко мне это письмо, ведь на нем нет даже адреса?
– И каким же образом?
– А его принесли прямо сюда ко мне и бросили в мой почтовый ящик, что находится на лестничной площадке. Тебе это не кажется подозрительным?
Пожалуй, подобное может показаться как минимум странным. Ведь как-то письмо принесли. Следовательно, Шевцова пасут очень плотно. Ведь каким-то образом они узнали о том, что тот находится именно в этом доме, в этой квартире, о существовании которой знал только самый ближний круг.
Неизвестному под видом жильца дома удалось пройти в подъезд, оставшись не замеченным для наружной охраны, и бросить в почтовый ящик конверт с письмом.
– Я это выясню обязательно. Можно задать вам вопрос?
Генеральный поморщился, будто от зубной боли.
– Не самое подходящее время для любопытства. Ладно, что там у тебя?
– От чего погибла семья Елизарова?
Шевцов понимающе кивнул:
– Вертолет, в котором они летели, потерпел крушение. Бак дал течь, и они просто рухнули с большой высоты. Была создана комиссия, эксперты не исключали того, что вертолет был поврежден намеренно. Меня допрашивали, как и всех остальных, но я к этому не имею никакого отношения!.. В этом деле были еще некоторые неприятные моменты, о которых мне бы не хотелось распространяться. Вот так… Я больше не могу отсиживаться, мне нужно выходить на работу.
