– Чего ты? – наклонилась Лера к нему и потрепала за уши.
«Ничего, – прочитала она в собачьих глазах. – Просто проверяю, здесь ты или нет».
– Здесь я, Заяц, – погладила она щенка, и тот уселся ей прямо на ногу. – За-а-а-яц… Хоро-о-о-оший, – приласкала его Лера и, аккуратно высвободив ботинок, присела рядом. – Хо-ро-о-оший… За-а-айчик… – пропела хозяйка, растворившись в абсолютном счастье: она, Заяц, наверху – Матвей, конец марта и яркое солнце. Настолько яркое, что даже глаза слезятся. «Скоро, видимо, ручьи потекут», – подумала Лера, и взгляд ее упал на сверкающий льдистый обломок. «Надо же! – пришла она в восторг. – Красота какая!» Молодая женщина попробовала поднять его с земли, но быстро поняла, что это только край льдинки, а ее сердцевина поддастся солнцу в самую последнюю очередь.
«Ну, это мы еще посмотрим», – пробурчала себе под нос Лера и, стащив перчатку, накрыла ледяной бугорок ладонью. Человеческого тепла было явно недостаточно, чтобы растопить зимний самоцвет, но женщина сдаваться не собиралась и попыталась расколоть лед каблуком. Тот дал трещину, и Лера, перевернув носком сапога обломок, не поверила своим глазам: перед ней лежали, наполовину вмерзнув в лед, пропавшие несколько месяцев тому назад фамильные серьги, дужки которых она собственноручно скрепила друг с другом.
– Ма-а-атвей! – что есть силы закричала Лера и призывно помахала рукой, уверенная в том, что тот за ней наблюдает. – Ма-а-атвей! – она не могла унять сердцебиение: возникло чувство, что вот сейчас сердце просто возьмет и разлетится на мелкие осколки от невыносимого восторга и радости обретения.
– Не может быть, – отказался поверить своим глазам Жбанников. – Так не бывает. Этого, по логике, не должно было случиться! Если только от натяжения мусорный пакет порвался, и они вылетели. Но тогда бы я заметил… Я же искал! Я все здесь обшарил. Не должно так!
– Не должно, а случилось, – прошептала Лера, не отрывая взгляда от рук мужа, пытавшегося вызволить из ледяного плена семейное сокровище.
Серьги мирно покоились на ладони, Лера рассматривала их, словно строгий оценщик, пытаясь отыскать мельчайшие недостатки. И не находила – они по-прежнему были прекрасны и ярко сверкали, преломляя солнечные лучи.
– Какие красивые! – чуть слышно произнесла она и, сощурившись, чтобы не потерять из виду это бриллиантовое сияние, снова показала их мужу. – Ты только подумай, – в который раз изумилась она случившемуся, – на одном и том же месте две находки: Заяц и…
– Я же говорил тебе, – вдруг начал заикаться Матвей. – Я же говорил, что это никакой не дурной знак!
– Это – не дурной знак, – задумчиво повторила Лера. – Это – самый главный знак в моей жизни.
– В смысле? – перестал заикаться Жбанников, но супруга даже не удостоила его ответом, размышляя о чем-то своем, только ей понятном.
Дома обработали найденные серьги спиртом, а потом показали их, чистые и промытые, Зайцу. Тот чихал и никак не мог взять в толк, что это за зверь такой, коли вокруг него так кружатся оба хозяина. А то, что зверь важный, сомневаться не приходилось, иначе бы эти оба (ОН и ОНА) не закрыли дверь в свою комнату и не заставили скучать в коридоре, прислушиваясь к волнующим звукам, доносящимся из-под двери. Но Заяц – «хороший мальчик», «умный мальчик» – терпеливо ждал, когда его пригласят в святая святых – хозяйскую спальню и даже, может быть, не сгонят с большой кровати и дадут понежиться в лучах искрящегося между ними чувства.
– Заяц, – приоткрыл дверь Матвей, и щенок пулей прошмыгнул в комнату, с разбегу взобравшись на разобранную постель, и попытался лизнуть хозяйку в лицо.
– Лежать, Заяц, – добродушно прикрикнула на него Лера и положила ему на холку руку, украшенную крупным перстнем, которого Заяц никогда прежде не видел. – Ф-ф-фу… Тихо… Пусти папу на место.
– Лерка, – поцеловал жену в висок возвратившийся из душа Жбанников. – У собаки должно быть место.
Щенок при слове «место» поднял уши торчком, но не сдвинулся.
– У него есть место, – с готовностью оправдала своего любимца Лера и потрогала пальцем кожаный нос. – Но нам теперь понадобится еще одно.
– Ты решила завести еще одну собаку? – напугался Матвей. – По-моему, нам и этого предостаточно.
– Я решила завести еще одного ребенка, – внешне спокойно произнесла Лера и, встретившись глазами с мужем, почему-то разрыдалась, чем ввергла лежавшего рядом пса в необыкновенное беспокойство. – Только не надо никому ничего говорить, – предупредила она Жбанникова, всхлипывая, – а то вдруг снова ничего не получится.
– Получится, – заверил жену Матвей и, взяв с тумбочки скрепленные друг с другом серьги, помахал ими в воздухе.
* * *
Никакого особенного фарта после судьбоносной находки на себе супруги Жбанниковы не ощутили. Обретя чудо, они суеверно отказались питаться его энергией, потому что боялись разочарования и просто делали дело. «Дорогу осилит идущий», – написал Матвей на огромном, под стать себе, холодильнике, чтобы Лера видела эту запись у себя перед глазами каждое утро. Через месяц хождений по разным учреждениям к прежней надписи присоединилась еще одна: «Дорога в тысячу миль начинается с одного шага». Сделав первый несколько месяцев тому назад, Лера отказалась подсчитывать количество визитов, собеседований и подписанных комиссией справок. Она и Жбанников просто приезжали к означенному времени, терпеливо ждали своей очереди и с надеждой смотрели в глаза очередного должностного лица.
Когда инспектор Комитета по делам опеки и попечительства приняла у супругов полный пакет документов к рассмотрению соответствующей комиссией, Лера, не мудрствуя лукаво, своей рукой нанесла на холодильник еще одну хорошо известную фразу, теперь преисполненную для нее особого смысла: «Без труда не вынешь и рыбку из пруда».
Получив заключение о возможности выступать усыновителями, Жбанниковы перекрестились и оказались в длинном списке кандидатов, ожидающих направления на посещение детей, сведения о которых им были предоставлены заранее.
– А если я не смогу выбрать с первого раза? – напугалась Лера и впилась в инспектора тревожным взглядом. – У меня не будет больше такой возможности? Мне откажут?
– Нам, – аккуратно поправил жену Матвей.
– Противозаконно, – туманно ответила инспектор, печальная женщина без возраста, чем окончательно смутила супругов: было непонятно, кто допускал противозаконие – то ли государство, то ли сами Жбанниковы. – Вот три кандидатуры, – инспектор протянула Лере три информационных листка, на каждом из которых размещалась фотография ребенка, упоминался возраст, а также психические и физические характеристики, включавшие в себя хронические заболевания. – Будьте готовы, – строго произнесла инспектор. – Невзирая на возраст, дети абсолютно здоровыми считаться не могут.
– Да нам не важно, – уверил ее Матвей больше от волнения, чем от понимания.
– Это важно, – не согласилась инспектор и спешно добавила уже другим, сочувствующим голосом: – Но вам повезло, все они полноценные.
