Георгий Константинович нацепил на лицо важное выражение и, склонившись над зятем, сделал вид, что дует: «Хватит валять дурака, Миша. Она и так ваша», – прошептал он Коротичу. «Не до конца», – ответил зять и заголосил в пространство:
– Ничего не получается! Вы самозванец, а не волшебник.
– Ах, – подыграл Коротичу барон. – Вы меня разоблачили!
«Смерть оккупантам!» – давился от смеха Миша и показывал тестю глазами: «Ложитесь рядом». Георгия Константиновича дважды просить не пришлось: он аккуратно сел на пол, а потом лег рядом с зятем и скрестил руки на груди. «Вы переигрываете», – прошептал ему Коротич. «Это мы еще посмотрим», – пообещал Одобеску и жалобно застонал. Похоже, театрализованное представление, посвященное борьбе за Наташкин интерес, увлекло обоих актеров так, что та, ради которой все это затевалось, вскоре почувствовала себя на своей табуретке одиноко и спустилась с высот на землю. Посмотрев на разлегшихся родственников, Наташка сделала вокруг них пару кругов, а потом протиснулась между ними и легла, скрестив руки на груди точно так же, как и ее ненаглядный Ге.
Все трое лежали с закрытыми глазами, не произнося ни слова. Именно в таком состоянии их и обнаружила Аурика, притащившаяся на кухню в поисках еды. Радуги, стоящей над улегшимися на полу родственниками, измученная голодом и Алечкиными капризами женщина не заметила и зычно призвала всех к ответу:
– Вы что?! С ума сошли?! На грязном полу! Папа! – Аурика автоматически наделила отца способностью слышать, полагая, что ни Коротич, ни тем более дочь не сдвинутся с места.
Георгий Константинович, скосив глаза, обнаружил, что его компаньоны даже не пошевелилась, и из солидарности не сдвинулся с места.
– Папа! – повысила голос Прекрасная Золотинка. – Вы нарочно?
– Т-тих-хо! – шикнул на жену Миша и приложил палец к губам.
– Тихо, – поддержал его тесть.
– Глупости какие! – шикнула на них Аурика и потянула за ногу Наташку: – Вставай, а то простудишься. Пол холодный и грязный.
Девочка отдернула ногу и, словно мячик на резинке, вернулась на прежнее место.
– Наташа, – потребовала мать и схватила ту за руку. – Вставай! Кому я сказала?!
– Нет, – объявила девочка и попыталась высвободить свою ручку.
– Вставай! – разозлилась мать и дернула снова, окончательно разрушив наполнившее кухню блаженство.
– Не буду, – пробасила Наташка и вцепилась второй рукой в руку отца.
– Аурика, – не выдержал Коротич и сел: – Ну, что ты делаешь?
– Я? – задохнулась от негодования жена и плюхнулась на табуретку. – Я-то как раз не делаю ничего такого, чтобы можно было покрутить пальцем у виска. А вот вы (она обвела взглядом присутствующих) точно делаете что-то не то! Вам сколько лет?!
Быстрее всех сориентировалась Наташка и показала два пальчика.
– Вот именно! – обрадовалась Аурика и показала мужчинам свои два пальца. – На большее не тянете.
Первым поднялся с пола Георгий Константинович, так, в сущности, и не наигравшийся в очень, как выяснилось, увлекательную игру. Пока Одобеску отряхивал костюм, Прекрасная Золотинка читала отцу мораль по поводу того, как должны вести себя нормальные взрослые люди.
– Раньше бы ты повела себя по-другому, – с грустью посетовал Георгий Константинович и поправил волосы надо лбом.
– Это интересно! Как бы я себя повела?
– Как? Ты всегда включалась в игру с ходу. С азартом и интересом. То акулой была, то динозавром, то принцем. И никто не крутил пальцем у виска, когда ты рисовала себе усы под носом и надевала мои ботинки. А могли бы… Я вот тоже помню, как в невесту превращался, и ничего. Таковы правила игры.
– Это не ответ на вопрос, – скривившись, оборвала отца Аурика. – От твоих воспоминаний мне не холодно, не жарко. Понимаешь, я выросла! Мне уже не до игр! Это вы с Коротичем можете позволить себе валяться на холодном и грязном полу с двухлетним ребенком, а я не могу.
– А раньше могла, – чуть-чуть повысил голос Георгий Константинович. – Раньше бы ты улеглась рядом. Или бы вообще плюхнулась сверху. И была бы куча-мала. И было бы весело. А теперь ты такая правильная и степенная, что я даже не знаю, что и думать.
– А не надо ничего думать, – выкатила грудь Аурика. – Не надо давать советы и заставлять меня жить в моем доме так, как я не хочу. Это моя дочь (она кивнула на Наташку) и мой муж, и мы сами разберемся, в какие игры играть!
– Аурика! – возмутился Миша. – Прекрати!
– Ничего страшного, – обернулся к нему Одобеску. – Ничего страшного. Все в порядке. Золотинка права. В чужой монастырь со своим уставом… Понятно, поделом. Собственно, зашел-то на полчаса. Больше и не собирался. Но рассеян, за временем не слежу.
Внимательно выслушав извинительную речь Георгия Константиновича, Аурика почувствовала, как огорчился отец: об этом говорила характерная для таких случаев витиеватость фраз. Прекрасной Золотинке, все меньше и меньше соответствующей своему лучезарному прозвищу, стало стыдно.
– Папа, – шагнула она к нему. – Прости меня, пожалуйста.
– Ну, что ты, девочка, – растрогался Одобеску. – Это ты меня извини. Старею, понимаешь ли. Оттого впадаю в дидактизм и многословие.
– Ей не привыкать, – прокомментировал реплику тестя Коротич. – Она же у нас специалист по культуре Средневековья, должна понимать, отчего люди абсолютизируют опыт предшественников.
– Вы намекаете на то, что я полезное ископаемое? – ухмыльнулся Георгий Константинович и расправил плечи.
– Я, дорогой тесть, намекаю на то…
– Что плохо представляешь сам, – продолжила Аурика. – Я же не лезу в, – хотела она сказать «математику», но удержалась и предложила перемирие: – Я согласна, все мы погорячились. Но мне можно!
– Это почему? – воскликнул Миша.
– Потому что, во-первых, я кормящая мать. И мать, между прочим, двоих детей. Во-вторых, я недосыпаю. И, в-третьих, я Одобеску.
Последняя реплика особенно понравилась Георгию Константиновичу. И он даже позволил себе небольшой экскурс в историю рода, который прервала заскучавшая среди взрослых разговоров Наташка. Она, вскарабкавшись к деду на колени, просто закрыла его рот своей маленькой ладошкой.
– Молчу-молчу, – рассмеялся Одобеску и сжал внучку изо всех сил. Наташка хихикнула и снова приложила ладонь к подвижным дедовским губам. Тогда он сжал ее еще раз, и девочка от души захохотала.
– А теперь ко мне, – призывно похлопал по коленям отец, предполагая, что дочь ни за что не слезет со своего дорого Ге. Но Наташка на удивление быстро согласилась и залезла к отцу, приготовившись к повторению пройденного.
– Молчу-молчу, – повторил волшебные слова Коротич, девочка приложила к отцовским губам ручку и замерла в ожидании объятий.
– Пум! – ткнул пальцем в Наташкин живот Миша, и она залилась смехом от радости.
