– Бабайка, бабайка, – как заведенная повторяла Валечка, закрыв глаза от ужаса.
– Это не бабайка, – уверила сестру Наташа и покрутила пальцем у виска, отчего домработница Полина впала в полуобморочное состояние, предположив, чем все закончится.
– Нет, бабайка, – всхлипывала Валечка, отказываясь смотреть на стоявшую перед входом в квартиру козу.
– Нет, не бабайка, – промычала через маску Аурика и, так и не догадавшись стащить с себя страшное изображение, добавила: – Это я, мама.
– Мама? – приоткрыла один глаз девочка.
– Мама, – подтвердила Наташа и присела на корточки. – Это наша мама с нами поиграть решила. Ходила-ходила, работала-работала, а потом – р-р-раз! – и решила сыграть с нами в козу. Идет коза рогатая, идет коза бодатая… Забодаю-забодаю-забодаю, – стала щекотать она сестренку, пытаясь развеселить девочку.
Присутствие второй мифической козы в виде растопыренных двух пальцев Валечке совершенно не понравилось, и она отвела руку сестры.
– Аурика Георгиевна, – наконец-то решилась Полина слово молвить: – Вы бы это… (Она показала себе на лицо.) Страсть бы эту сняли.
Аурика опомнилась, стащила с себя маску, представ перед всеми потной и растерянной. Чуда не получилось. Зато получилось то, ради чего она все это затевала.
– С ума сошла? – прошипела ей недовольная старшая дочь.
– Поговори еще у меня! – возмутилась мать и шагнула через порог. Валечка смотрела на нее с подозрением, не доверяя собственным глазам. Аурика присела и протянула дочери руку, предварительно сняв перчатку: – Валька, глупая! Чего ты так напугалась? Я же поиграть с вами хотела. Это же смешно: дверь открыл, а там – коза.
Девочка слушала мать молча, насупившись, и, когда та замолчала, серьезно произнесла: «Ты – бабайка», а потом запросилась на руки к няньке. «Ну что ты, что ты? – забормотала Полина. – Напугалась? Не надо маму бояться. Мама хорошая. Посмотри, какая мамочка!» Домработница развернула было Валечку лицом к матери, но напуганная малышка с такой силой вцепилась в нянькину шею, что та всерьез обеспокоилась по поводу гарантированных синяков.
– Унеси ее в комнату, – скомандовала Аурика и присела на банкетку, чтобы расстегнуть ремешок на туфлях. – Где Аля с Иркой?
– Играют, – доложила домработница Полина.
– С интересом, видимо, играют. Даже не вышли мать встретить.
Полина подумала про себя: «Вот и правильно. Вот и хорошо», – но вслух ничего не сказала.
– Ты что стоишь? – обратилась Аурика к старшей дочери, строгий вид которой напоминал ей о произошедшем фиаско.
– Смотрю, – немногословно ответила Наташа, уставившись на материнские лаковые туфли молочного цвета с пряжкой, инкрустированной поблескивающими стекляшками в виде драгоценных камней.
Аурика перехватила взгляд дочери и вместо традиционного – «вот вырастешь, тоже в таких ходить будешь» – предложила:
– Хочешь примерить?
– Я-а-а? – растерялась двенадцатилетняя девочка.
– Ну, я-то их и так ношу. На, – мать протянула Наташке одну туфлю.
Девочка вставила ногу, Аурика придирчиво посмотрела на дочь и протянула второй:
– Этот тоже надень, а то непонятно.
Наташка с готовностью вставила и вторую ногу, а потом выпрямилась и выгнулась таким образом, что Аурика увидела в девочке себя, только много лет тому назад. Ей стало не по себе… До нее неожиданно дошло, что миновало почти тринадцать лет ее брака, а она так и не почувствовала себя по-настоящему счастливой, все время надеясь на то, что рано или поздно наступит момент и счастье ввалится в ее дом, как солнце к Маяковскому на дачу. Получается, что эти тринадцать лет ее жизни напоминали генеральную репетицию…
«А ведь премьеры не будет! Второй раз повторить не получится!» – ахнула Аурика и попыталась мысленно перечислить значимые события своей жизни. «Свадьба?» – подумала она, но тут же отмела прочь, потому что внутри ничего не дрогнуло. Свадьба как свадьба. «Рождение Наташки?» Пожалуй. Рождение Алечки (Аурике даже стало стыдно на минуту) таких эмоций не вызвало. «Ирка, может быть?» И тоже внутри – ничего особенного. При мыслях о Валечке немного повысилось настроение. И все. Ни окончание университета, ни аспирантура, ни переезд в новую квартиру, ни кандидатская диссертация – ничего не вызвало в ее душе отклика. «Это что же? – мысленно возмутилась Аурика. – В моей жизни не было ничего значащего?!» Она тут же вспомнила сегодняшний разговор с отцом: «Это не единственное предназначение женщины».
– Мама, – окликнула ее дочь. – Посмотри: как раз.
– Ну-ка, – мать вставила палец между задником и пяткой, – посмотрим. Почти впору.! Полсантиметра – не больше. Слушай, это какой же у тебя размер-то? – поразилась Аурика произошедшим в дочери переменам.
– Тридцать семь с половиной, – со знанием дела сообщила девочка и уселась на банкетку рядом с матерью, вытянув ноги так, чтобы оказалась видна вся ослепительная красота лаковой обуви.
– И у меня тридцать семь с половиной, – поделилась Аурика. – Просто стопа широкая, поэтому беру тридцать восьмой. А иногда и вообще – тридцать девятый.
Наташа пожала плечами, она не могла вступить в дискуссию, потому что была лишена возможности обсуждать с матерью все эти девичьи моменты. Как-то так повелось: обычно одежду ей покупал дедушка, причем не в магазине. Почему-то почти всегда вещи располагались у Одобеску на диване, и они несколько отличались от того, что она видела в детском мире, когда вместе с отцом ездила за канцелярскими принадлежностями к школе. Примерно об этом же подумала и ее мать, вспоминая, с какой тщательностью отец отбирал для нее красивые вещи, никогда не утруждая ее хождениями по магазинам. «У меня даже тапочки – и те были ручной работы! – поразилась Аурика. – И все наряды покупал папа. И если мне что-то не нравилось, никогда не настаивал – просто в шкафу висело, а потом куда-то исчезало. Наверное, Глаша относила в комиссионку».
– Наташка, – полушепотом окликнула она дочь. – А скажи честно, тебе дед разрезает шоколадную конфету на восемь кусков?
– Разрезает, – прошептала девочка и наконец-т о согнула ноги в коленях.
– А хлеб с маслом разрезает?
– Разрезает.
– А камушки свои показывает?
– Показывает, – призналась Наташа, хотя не имела на то морального права: дед объявил, что это секрет.
– А как он тебя называет, когда ты у него дома?
– Золотинка. – Девочка пару секунд подумала, а потом добавила: – И еще Золотко. И Медной горы хозяйка. И девочка моя дорогая. И иногда – Наталья Михайловна.
– А папа?
– И папа – Наталья Михайловна, но это когда сердится. А так – Наташа или Наташенька. И еще про тебя все время рассказывает.
– Про меня?! – поразилась Аурика.
– Про тебя, – выдала Наташка очередной секрет. – И папа, и Ге.
