Но ничего подобного доцент Одобеску предпринимать не стала. Мало того, она благополучно забыла о договоренности с собственной дочерью. И в день Наташиного визита на кафедру всемирной истории Аурика Одобеску всерьез была озадачена совершенно другим вопросом. Речь шла о плохой успеваемости вверенной ей кураторской группы и, в частности, студента Снежкина, завалившего зимнюю сессию и в очередной раз не явившегося на переэкзаменовку, официально назначенную деканатом.
Внешне Андрюша Снежкин был абсолютно непрезентабелен, но это не помешало ему снискать в студенческой аудитории громкую славу знатока женских сердец. Легкомысленный юноша был хронически весел, знал огромное количество пикантных анекдотов и умел брутально прошептать на ухо нечто такое, отчего румянец покрывал девичьи щеки.
К Аурике Георгиевне, читавшей на их курсе историю Средних веков, Андрей относился с особым трепетом. Поэтому он всякий раз, когда оказывался перед очами великолепной Аурики, затаив дыхание, замирал и, не отрываясь, смотрел на внушительный бюст преподавательницы, пытаясь мысленно представить, как же это выглядит на самом деле. Роскошные формы доцента Одобеску довольно часто выступали предметом обсуждения в студенческой аудитории, причем – и в мужской, и в женской ее части, а благодаря студенту Снежкину они превратились в главную достопримечательность факультета, на которую приходили взглянуть даже студенты с других специальностей. И, по мнению абсолютного большинства зрителей, оно того стоило.
Вот и сегодня бедный юноша стоял перед преподавательницей, не поднимая головы. Аурика Георгиевна по неведению принимала это за проявление стыда и раскаяния. На самом деле Снежкину нравилась именно эта позиция, потому что она давала злостному нарушителю учебной дисциплины возможность любоваться главным женским сокровищем, невнятно проглядывавшем сквозь полупрозрачную ткань кремового батиста.
– Посмотрите на меня, Снежкин, – наконец-то не выдержала Аурика, устав лицезреть перед собой ту часть студенческой головы, в которой, по определению, должны располагаться чудом сохранившиеся обрывочные знания о предмете.
Студент поднял глаза и с вожделением посмотрел на полные губы строгой преподавательницы.
– Я прождала вас тридцать минут. Вы не явились. Могу я полюбопытствовать, прежде чем напишу на вас очередную докладную: в чем причина вашего отсутствия?
– Я не смог, Аурика Георгиевна, – промычал Снежкин и облизнулся.
– Что значит «не смог»?! – возмутилась Аурика.
– Не смог, – Снежкин был немногословен.
– Тогда что вы хотите от меня, господин Не Смог?
– Сдать хочу, Аурика Георгиевна.
– Сдавайте, – разрешила доцент Одобеску и, взяв в руки блокнот, приготовилась назначить время. – Только предупреждаю: принимать буду в присутствии коллег. То есть – комиссии.
– Я знаю, – подтвердил Снежкин, но вдруг за спиной у великолепной Аурики он увидел нечто такое, отчего лицо его изменилось до неузнаваемости.
– Что с вами? – озабоченно поинтересовалась Аурика Георгиевна, заметив, что ее визави застыл с раскрытым ртом. – Вам плохо?
Снежкин отрицательно замотал головой и сделал шаг в сторону, явно увлекшись чем-то, что не отвечало теме разговора между ним и строгим доцентом Одобеску.
– Что случилось? – забеспокоилась Аурика и обернулась в том направлении, куда был направлен взгляд нерадивого студента: у нее за спиной стояла Наташа, с любопытством наблюдавшая за происходящим. – Пришла? А я тебя не заметила.
– Я только что, – пояснила девушка и завертела головой в поисках того, кому можно было бы адресовать приветствие. Кроме сидящей за столом лаборантки кафедры, по прозвищу Щелкунчик – за непропорционально выдающуюся вперед нижнюю челюсть, вышеупомянутого Снежкина и доцента Одобеску, в комнате никого не было.
– Здравствуйте, – тем не менее поздоровалась девушка и встала рядом с матерью, оказавшись с ней одного роста.
– Здрасте, – сомлел ошеломленный красотой Наташи Снежкин и расплылся в преглуповатой улыбке.
Аурика внимательно посмотрела на дочь, потом на изрядно поднадоевшего всей кафедре должника и поразилась тому, что впервые видит перед собой человека, с ходу не заявившего о том, что мать и дочь похожи, как две капли воды.
– Это моя старшая дочь, Снежкин, – представила Наташу Аурика Георгиевна не столько из соображений этикетных, сколько из соображений практических – ей была любопытна реакция студента. – Похожи?
– Нет, – пропел Андрей, и лицо его стало абсолютно глупым и счастливым. – Вообще! Не похожи. Ни грамма.
Наташа и Аурика переглянулись. Пауза затягивалась. Студент млел и не двигался с места.
– Все? – сдвинув брови, уточнила доцент Одобеску.
– Нет, – ответил Снежкин и в умилении склонил голову набок, не отрывая взгляда от покрасневший от удовольствия девушки. (Впервые за семнадцать лет Наташиной жизни никто не произнес традиционного: «Копия мамы! Вылитая Аурика!»)
– Тогда что еще? – полюбопытствовала Аурика Георгиевна.
– У вас очень красивая дочь. Правда! Можно мне с ней познакомиться?
– Можно, – рассмеялась Аурика и тут же добавила: – Но на сдаче экзамена это никак не отразится, я вам обещаю.
– А можно я приду пересдавать к вам домой? – размечтался Андрюша, и взгляд его странно затуманился.
– Можно, – нарочито ласково ответила ему мать чернобровой красавицы. – Но только после армии. Там у вас будет достаточно времени для того, чтобы восстановить все пробелы. А пока, – Аурика покровительственно взглянула на низкорослого Снежкина, – идите, готовьтесь.
– Спасибо, Аурика Георгиевна, – не растерялся студент. – Разрешите откланяться.
Аурика никак не отреагировала на игривые слова Снежкина, повернулась к нему спиной, показывая таким образом, что разговор закончен, и, обняв дочь за плечи, повела ее за шкаф, где находилось некое подобие уголка отдыха, в котором можно было уединиться для чаепития, переодевания, переобувания и обмена «секретными» новостями.
– Хочешь чаю? – по-домашнему предложила вышедшая из образа строгого преподавателя Аурика.
– Нет, – отказалась девушка, присела на ручку кресла и огляделась. Видеть мать в этой убогой обстановке было как-то странно. Наташе даже показалось, что та нескромно одета. Хотя ничего вызывающего в наряде Аурики не было. Прямая юбка кофейного цвета, батистовая блузка. Роскошным образ матери становился благодаря изысканным лакированным туфлям в цвет юбки и крошечным жемчужным запонкам на манжетах. Все остальное, предполагала Наташа, ничем не отличалось от стандартного одеяния преподавателя высшей школы. Но когда за шкаф стали заглядывать вернувшиеся с пары преподавательницы, дочь еще раз смогла убедиться в том, как поразительно отличалась сидящая в кресле знакомая и одновременно незнакомая ей женщина от своих коллег.
На минуту девушка ощутила чувство гордости за мать и призналась сама себе, что хотела бы обладать такими внешними данными, как у Аурики. Но при этом наблюдательная девушка тут же отметила, что в глазах своих коллег ее мать не находит ни одобрения, ни восхищения. В обмене приветствиями не было ни теплоты, ни искренних переживаний. «Они ее не любят!» – догадалась Наташа и с пристрастием посмотрела на Аурику, вальяжно сидевшую в единственном кресле. Со стороны могло показаться, что доцент Одобеску единственная из всех обладает правом ощущать себя хозяйкой даже здесь, в импровизированном уголке за шкафом, настолько естественны и величественны были ее движения, царственна посадка головы и снисходителен тон.
