«Чего она могла ему наговорить?» – лихорадочно начал соображать студент Масляницын, пытаясь предвосхитить вопрос старшего Одобеску. Георгий Константинович гостя присесть не пригласил, видимо, наслаждаясь растерянностью молодого человека, который чуть не украл прямо из-под носа отцовское сокровище.
– Сергей Владиславович Масляницын? – наконец-то разжал губы отец Аурики. – Родом из Брянска, 1928 года рождения, студент третьего курса исторического факультета МГУ, член ВЛКСМ, проживающий в общежитии при университете, где имеет репутацию человека в интимных отношениях неразборчивого и легкомысленного. Так?
Масляницын сглотнул и кивнул головой, понимая, что любой вызов с его стороны может закончиться для него не самым лучшим образом.
– Разрешите представиться: Георгий Константинович Одобеску, отец Аурики, будем считать – неожиданно отменивший важную встречу в связи с предстоящими событиями матримониального свойства.
Что такое «матримониального», Сергей не понял, но слово ему не понравилось, от него исходила какая-то невнятная угроза.
– Я узнал, – кивнул Масляницын, не смея поднять голову.
– Что же вы, Сергей Владиславович, не поинтересуетесь, зачем вы здесь? – тихим голосом произнес Одобеску, и ироничная улыбка исчезла с его лица.
– Зачем? – с готовностью произнес студент.
– Затем, что до меня, вашего покорного слуги (Георгий Константинович, когда волновался, начинал говорить витиевато), дошли, так сказать, слухи о вашем романе с моей дочерью.
Масляницын отрицательно замотал головой.
– Нет, говорите, никакого романа? – Одобеску поднялся с кресла и подошел к еле живому от страха студенту, проклинающему тот день, когда нелегкая его дернула присесть рядом с чернобровой красавицей с горящими голодными очами. – Правильно, молодой человек. Я тоже так думаю: нет между вами никакого романа и быть не может. Ну, а коли вы все-таки будете настаивать на продолжении отношений с моей дочерью, а я об этом непременно узнаю, уверяю вас, Сергей Владиславович, то вынужден буду принять меры. Крайние, я бы так сказал, меры.
Георгий Константинович застыл над Масляницыным, а потом, взяв его за подбородок, резко поменял тон разговора и почти прикрикнул:
– А, может быть, вы и вправду хотите жениться на Аурике Георгиевне? Незамедлительно и на всю жизнь?!
Сергей повел подбородком – Одобеску хватку не ослабил. Наоборот, сделал свое прикосновение еще более унизительным, заложив Масляницыну за шею свою левую руку.
– Хотите? – прошептал он молодому человеку на ухо.
– Нет, – промычал студент, ибо произнести слово внятно, при условии, что твой подбородок зажат двумя цепкими пальцами врага, не было никакой возможности.
– Тогда зачем, юноша, вам понадобилась моя девочка? Разве к вашим услугам не готовы предоставить свои прелести многочисленные подружки, нрава легкомысленного и, я бы сказал, весьма вольного? Попробую догадаться! – Георгий Константинович наконец-то отпустил масляницынский подбородок: – Хотите, попробую?
Сергей изо всей силы замотал головой.
– Так вот! Девочка из хорошей семьи. Вся такая чернявенькая. Даже усики над губой. Вы ведь и правда верите в то, что черные усики над верхней женской губой – это признак темперамента? Она пышная. И к тому же, девственница! Как мило! И даже нервы щекочет: потому что у старого дурака-отца под боком… Та-а-ак?
Масляницын снова отрицательно покачал головой.
– Так. Я знаю, что так. Но вы, молодой человек, недооценили серьезность ситуации и наделали много ошибок. А за ошибки надо платить. Вы готовы платить?
– Я ничего не сделал, – наконец-то высвободился из объятий Одобеску Сергей Владиславович. – Я не настаивал. Аурика меня сама пригласила.
– Не хочу в это верить, но допускаю мысль, что все было именно так. В нашем роду женщины отличаются особой страстностью и смелостью решений. Но ведь вы могли отказаться?
Масляницын посмотрел на Георгия Константиновича как на идиота, но потом быстро понял, чего от него добивается вальяжный румын, и с готовностью произнес:
– Я откажусь.
– И правильно, – поддержал его Одобеску. – Откажитесь.
– Откажусь, – снова повторил студент.
– И как вы это сделаете, позвольте спросить? – полюбопытствовал Георгий Константинович, предложив гостю присесть.
– Ну… Я скажу, что не могу.
– Она спросит, почему.
– Скажу, что не люблю.
– Исключено.
– Скажу – болен.
– Она будет ждать, когда вы поправитесь. Может быть, сказать, что у вас есть невеста?
– Невеста? – удивился Масляницын.
– Невеста. Нет, лучше скажите, тайная жена, и вы боитесь огласки.
Глаза несостоявшегося жениха стали круглыми.
– Ну, хорошо, скажите, что ваши отношения стали темой для обсуждения на курсе и вы, как порядочный человек, не хотите компрометировать избранницу, тем более что серьезные отношения в ваши планы не входили. И предупреждаю: ни слова о нашем случайном знакомстве! Кстати, может быть, вы хотите денег?
«Кто ж их не хочет?» – подумал Сергей, но вместо этого произнес:
– Я хочу, чтобы вы меня отпустили.
– А кто же вас держит-то? – картинно удивился Одобеску и через секунду оказался около дверей кабинета, задернутых, как и окна, малиновыми бархатными портьерами:
– Пожалуйста… Выход здесь. Прошу вас, Сергей Владиславович. Не обессудьте, – продолжал фиглярничать барон. – Надеюсь на взаимопонимание…
Студент Масляницын с опаской выглянул из дверей кабинета, проверяя, нет ли в коридорах, застланных ковровыми дорожками, тех двух, навязчивых, что сопровождали его от здания на Герцена, пять, до знаменитого «Колизея». Никого не было, если не допускать мысли о том, что от долгого стояния за дверью те двое превратились в пыльные финиковые пальмы, торчавшие из кадок, выкрашенных масляной краской цвета охры.
– Никого? – ехидно шепнул барон Одобеску и подтолкнул гостя в спину. – Счастливого пути, молодой человек. Рад знакомству.
В тот вечер, когда Георгий Константинович, без аппетита поужинав в «Колизее», вернулся домой, Аурика пребывала в отличном расположении духа и с кем-то мурлыкала по телефону, параллельно рассматривая себя в старинное зеркало, обрамленное фацетом по периметру. Увидев отца, она подставила щеку для поцелуя. Поцелуй последовал незамедлительно. Георгий Константинович вспомнил нюансы сегодняшней беседы с господином Масляницыным и заметно приуныл, понимая, какую бездну боли и разочарования придется испытать его Золотинке буквально завтра.
– Ты уезжаешь? – Аурика наконец-то повесила трубку.
– Уезжаю, – легко солгал Одобеску. – Чем будешь заниматься?
– Я? – залилась вдруг краской дочь.
