– Ну, я-то знаю, чем занимаются одинокие молодые особы, как только их убеленные сединами отцы отправляются из дома по неотложным делам, – усмехнулся Георгий Константинович и, не дождавшись ответа от дочери, зычно прокричал в сторону кухни: – Гла-а-аша! Согрейте чаю!
Та выскочила из кухни, пообещала «побыстрее» и тут же исчезла, оставив хозяина с дочерью вдвоем. Они так и стояли напротив большого зеркала, испытующе глядя друг на друга, словно хотели что-то сказать, но не осмеливались. Например, Аурике хотелось поведать отцу, что завтра в ее жизни произойдет самое главное: она станет женщиной, а через какое-то время – женой. «И мне не страшно», – мысленно сообщила отцу Аурика и тут же улыбнулась: страшно и правда не было. «А мне – очень, – мог бы ответить Георгий Константинович, если бы догадывался, о чем думает его Золотинка, – потому что этот подонок тебя не любит. Он мой коллега, – хотелось отцу предупредить дочь. – Только я собираю вещи, а он коллекционирует женские души. Нет, неправильно! Я коллекционирую души старинных вещей, а он – женские тела. Это – большая разница!»
– Так чем они занимаются? – выдавила из себя Аурика.
– Они прогуливают занятия в университете и целый день наряжаются для того, чтобы вечером вывести себя в мир соблазнов. Правда, золотко мое? Ты тоже из их числа?!
Аурика хихикнула.
– Слава богу, – рассмеялся Одобеску, продолжая усыплять дочернюю бдительность. – Я так и думал. В твоей прекрасной головке должны роиться мечты о наслаждениях.
Аурика с пониманием кивнула и прильнула к отцу.
– Обещай не скучать и хорошенько повеселись. Кстати, ты ходишь на танцы?
– Мне это неинтересно.
– Это неправильно, – пожурил ее Георгий Константинович. – Танцы – это лучшее, что придумало человечество для того, чтобы между людьми проскальзывали искры. Танец дает мужчинам и женщинам уникальные возможности понимать друг друга без слов, только при помощи прикосновений и красноречивых взоров. Ну и запахи, конечно. В танце зарождается страсть. Например, танго. Ты танцуешь танго, Золотинка?
– Я же сказала, мне это неинтересно.
– У тебя просто нет подходящего партнера для танцев, – сделал вывод Одобеску и представил студента Масляницына танцующим вприсядку. – Смотри, – повернулся он к дочери и, приобняв ту за талию, запел свою любимую мелодию Сиднея Бише «Маленький цветок»: – Пам-пам, тиба-да-тиба-да… Тара-рара-ри-ра-ра… Давай, золотко мое, папа покажет тебе, как это красиво и замечательно – танцевать танго!
Аурика поддалась чарам волшебной мелодии, которую ее отец напевал практически всегда, когда приходил в прекрасное расположение духа. Она даже попробовала подпеть Георгию Константиновичу, но тут же сбилась с ритма и застеснялась.
– Смотри, детка, – притянул ее к себе Одобеску и показал несколько экстравагантных па. – Попробуй, это просто. Главное – слушать музыку.
Аурика попробовала повторить за отцом пару движений. С первого раза не получилось, она топнула ногой и прикрикнула с очевидным раздражением:
– Папа! Я не умею. Я как слон!
– Какие глупости! – запротестовал Георгий Константинович: – Пару уроков у прекрасной Изольды – и ты начнешь танцевать, как Анна Павлова.
– А кто такая Изольда? – заинтересовалась Аурика, наблюдая за пританцовывающим отцом.
Продолжая мурлыкать себе под нос, Георгий Константинович охотно пояснил:
– Прекрасная Изольда – это прозвище известной танцовщицы, имя которой гремело во времена моей юности. Мы с товарищами были ее страстными поклонниками. Долгое время она преподавала в хореографическом училище, параллельно занимаясь частной практикой.
– И сколько же ей лет?
– Неприличный вопрос, дитя мое, – засмеялся Одобеску.
– И все-таки…
– Если мне не изменяет память, где-то около восьмидесяти. Сейчас она похожа на чудом сохранившуюся мумию с трюфелем на голове.
– С чем? – не поняла Аурика.
– Трюфелем, – повторил Георгий Константинович. – Это такой гриб.
– А я думала, конфета.
Одобеску зажмурился, видимо, представляя знаменитую Изольду, и тут же согласился:
– Так тоже можно. Гриб… Конфета… Какая, в сущности, разница. Главное, что она обладает исключительным педагогическим талантом и способна научить танцевать танго даже неповоротливого бегемота.
– То есть меня, – подытожила Аурика.
– Кокетка! – проворчал Георгий Константинович. – Ты хочешь, чтобы я убеждал тебя в обратном?
– Какой смысл? – трезво отметила дочь.
– Знаешь ли, золотко, род Одобеску издревле славился крупными дамами. Местами – очень крупными. И, поверь мне, наши мужчины всегда умели это ценить! Роскошные формы – это визитная карточка темперамента и визуализация способности к деторождению. Это я тебе говорю как представитель рода Одобеску.
– И сколько детей обычно рожали ваши крупные дамы? – язвительно поинтересовалась Аурика, особо, кстати, не ломающая голову над тем, как привести свое тело к общестатистическим в студенческой среде нормам.
Георгий Константинович замялся, как будто его поймали с поличным, и, придав своему лицу важное выражение, торжественно заявил:
– Много.
– Ну сколько? – продолжала настаивать Аурика.
– Ну много, – не сдавался барон Одобеску.
– Сколько? – сдвинула брови дочь и дернула отца за руку.
– Точно не знаю, но, думаю, что много, – начал юлить Георгий Константинович.
– Насколько я знаю, господин Одобеску, вы на этом свете один, как перст. Значит, либо ваша маман родила вас одного-единственного, либо…
– Во всем виновата революция, – свалил вину на исторические обстоятельства Георгий Константинович, а потом, сделавшись серьезным, шепотом признался: – В моем случае произошла генетическая поломка.
– Чего?
– Мои родители были кузенами. С точки зрения эволюции – связь, чреватая осложнениями. В итоге – из Одобеску сегодня только двое: ты и я. Кстати, что ты сделаешь с нашей фамилией?
– А что ты хочешь, чтобы я сделала с нашей фамилией?
«Ну, уж точно, не поменяла ее на фамилию Масляницына или Иванова», – подумал Георгий Константинович, и у него испортилось настроение.
– Папа, – окликнула его дочь и повторила вопрос: – Что ты хочешь-то?
– Хочу, чтобы ты была счастлива, – странно ответил Одобеску и опустил голову.
– Что-то я ничего сегодня не понимаю! – разозлилась Аурика, в голове которой никак не выстраивалась логическая цепочка. – То ты уезжаешь! То ты танцуешь! То ты хочешь, чтобы я была счастлива!
– В чем вы меня обвиняете, Аурика Георгиевна? – Одобеску привстал на цыпочки и поцеловал дочь в макушку.
