– Это не мы разговариваем, а ты… Во-первых, солдафон. Во-вторых, патологический ревнивец, – напомнила Наташа.
– А в-третьих, – продолжила Аурика, словно перед этим не было никакой размолвки, – он недалекого ума человек.
«Как-то она мягко», – подумала Наталья Михайловна и улыбнулась, потому что мать тут же вернулась к своему прежнему образу и фактически прокричала:
– Наташа, он идио-о-о-т!
«Идио-о-о-от» звучало очень убедительно, потому что только идиот мог приставить к собственной жене молодого лейтенанта, чтобы проверить ту на моральную устойчивость. И это при том, что Ирина была из породы тех женщин, которые в принципе лишены кокетства. Она, неоднократно говаривала Аурика, лишнюю пуговицу на блузке постесняется расстегнуть, а не то что «мужику посмотреть ниже пояса».
Попавшему как кур в ощип лейтенанту навязанная роль была противна, и он, заикаясь, рассказал молодой жене командира всю правду, покаянно повесив на грудь свою кудрявую белую голову.
– А ведь у меня девушка есть, – пожаловался юноша Ирине и тут же добавил: – И не могу я так, по приказу.
– А чем грозит невыполнение приказа? – полюбопытствовала Ирина Михайловна Коротич, выпускница физико-математического факультета педагогического института, владеющая не только умением выявлять закономерности, но и прогнозировать их с учетом психологических особенностей пола и возраста. (Правда, эти знания ей никогда не помогали.)
– Не знаю, – выдохнул лейтенант.
– Значит, надо выполнять, – посоветовала Ирина, но тут же предупредила: – Но будет хуже, я уверена. За усердие вас не похвалит и обязательно при случае отыграется. Злопамятный он у меня, товарищ лейтенант, – грустно пошутила она и опустила глаза: ей было стыдно.
Злопамятность майора Белоусова, так же, как и немногословность Валентина Евгеньевича Спицына, стала в семье Коротичей притчей во языцех.
«Как же, должно быть, его обижали в детстве, если он позволяет себе такие вещи?» – недоумевал Михаил Кондратьевич, размышлявший над тем, как детские травмы мешают взрослой жизни. «А моя дочь здесь при чем?» – взбунтовалась Аурика и пообещала дойти до Министерства обороны, пытаясь воспользоваться связями Георгия Константиновича. И когда тот отказался, тут же обвинила его в жестокосердии: «Тебе что, безразлична судьба моей дочери?» – «Нет», – заверил свою разгневанную Золотинку барон Одобеску. «Тогда почему ты не хочешь мне помочь?» – бесновалась Аурика. «А что с тобой происходит?» – недоумевал Георгий Константинович и хитро смотрел на дочь. «Со мной – ничего», – торопилась уверить отца Аурика. «Тогда зачем тебе моя помощь?» – задавал самый главный вопрос барон, отчего Прекрасная Золотинка впадала в ступор и застывала с открытым ртом. «Пока твоя дочь сама не попросит тебя о помощи, ты ей не поможешь. Нельзя добиться внешних изменений, если они не сопровождаются внутренними», – отвечал Георгий Константинович и вспоминал историю с Масляницыным, которая в корне противоречила вышесказанному. Это на какое-то время делало его позицию неустойчивой, но Одобеску довольно скоро восстанавливался и призывал зятя в свидетели: «Дорогой Миша, вспомните историю вашей свадьбы…» – «Не могу с вами согласиться, – вдруг решался на сопротивление Коротич. – Кто, как не вы, немало поспособствовали тому, чтобы она состоялась?!» – «Это не я, – с пафосом изрекал Георгий Константинович. – Это судьба». – «Да, – соглашалась Аурика, а потом спешно добавляла: – Нет, – а еще через секунду, – не знаю…»
«Да – нет – не знаю», – периодически произносила и сама Ирина. На вопрос старшей сестры: «Ты хочешь развестись со своим Белоусовым?» – она торопилась ответить: «Да», – особенно если вспоминала обидные упреки мужа в том, что не способна к деторождению. «Хоть из детского дома ребенка бери!» – вопил озверевший от очередной неудачи майор и обкладывал жену виртуозным трехэтажным. «Так разводись!» – советовали возмущенные поведением зятя Аурика и Наташа. «Нет!» – отказывалась Ирина, аргументируя свой ответ невнятным «еще не время». «А когда будет время?» – требовала определенности Аурика Георгиевна. «Не знаю», – опускала голову третья по счету дочь и уходила к отцу в кабинет. «Ну что ты, Иришечка? – обнимал ее Михаил Кондратьевич и терпеливо ждал, когда та выплачется. – Возвращайся домой, детка». – «А квартира?» – шмыгая носом, задавала Ирина типичный для Москвы вопрос. «Да бог с ней, с квартирой. Все равно – ведомственная», – успокаивал профессор Коротич свою Иришечку и с мольбой смотрел в ее грустные глаза.
– Наташка, – после недолгого молчания обратилась к дочери Аурика Георгиевна, заподозрившая, что дочь отнеслась к последнему ее замечанию равнодушно. – Неужели тебе все равно?
– Нет, – немного подумав, ответила Наталья Михайловна, – но встревать я не стану. Пусть решает сама. Не понимаю, что ее держит рядом с этим, как ты скажешь, «идиотом»?
Наташа была готова услышать в адрес Белоусова красноречивые проклятья, обычно произносимые Аурикой, но ничего подобного не последовало. Аурика Георгиевна снова повернулась на бок, приподнялась на локте и задумчиво произнесла:
– Я все время думаю об этом. И, кажется, я нашла ответ. Все дело в феромонах.
– В чем? – не поняла мать Наталья.
– В феромонах, – повторила та и пояснила: – Если я правильно понимаю, это что-то типа половых гормонов, которые выделяют мужчины и женщины. Так вот, если они совпадают, между любовниками возникает какая-то сумасшедшая химия. Со стороны посмотришь – она красавица, он урод, а друг без друга не могут. Говорят, что если между партнерами в браке существует подобного рода зависимость – это все. Брак превращается в пожизненный срок: ненавидят друг друга, а ничего поделать не могут. Даже развод не приносит облегчения. Они все равно сойдутся.
– Это что? Научный факт? – усомнилась Наталья Михайловна, все-таки привыкшая, как ученый, в первую очередь ориентироваться на серьезные научные исследования. – Никогда об этом не слышала.
– А тебе зачем? – довольно агрессивно поинтересовалась Аурика, видимо, недвусмысленно намекая на то, что ничего подобного ее дочь испытывать не в состоянии.
– По-твоему, я чурбан бесчувственный? – разозлилась Наташа, быстро просчитавшая материнский намек на ее пустое женское существование.
– Ну, ты же не химик и не медик, чтобы иметь об этом хоть какое-нибудь представление, – вывернулась Аурика Георгиевна, почувствовавшая дочернюю обиду.
– Ты тоже не химик и не медик, – заявила Наталья Михайловна. – Но говоришь об этом с такой интонацией, как будто данное открытие принадлежит лично тебе.
– Я – гуманитарий, много читаю, многим интересуюсь, – с пафосом произнесла Аурика Георгиевна и тут же, таинственно улыбнувшись, добавила: – Ну и потом у меня есть кое-какой опыт в этом вопросе.
– Я заметила, – скривилась Наташа, – но в детали попрошу не вдаваться. И так все ясно: только этими, как ты говоришь, феромонами можно объяснить тот факт, что вы с отцом вместе и при этом являетесь родителями четырех детей.
– А что, ничем другим это объяснить нельзя? – надулась Аурика и сердито посмотрела на покрасневшую дочь. Невзирая на то, что та приближалась к знаменитому сорокалетнему рубежу, ей по-прежнему было неловко обсуждать с матерью вопросы интимного свойства, чего, кстати, нельзя было сказать об Аурике Георгиевне.
