– Тебя и так бог всем обделил, что-то же он был должен тебе оставить?!
– Двадцать процентов, – подсказала Наталья Михайловна.
– Напрасно иронизируешь! – обиделась Аурика, как всегда, не заметив, что задела дочь за живое. – И еще…
– Еще?
– Еще, – подтвердила Аурика Одобеску. – Только твоя сумасшедшая мать могла решиться на такое. Но теперь-то ты понимаешь, что ты для меня не пустое место?
Наталья Михайловна чуть не крякнула от неожиданности.
– И никогда не была, хотя всегда меня в этом упрекала.
– Я?! – не выдержала Наташа и вскочила с дивана.
– Ты, – очень спокойно произнесла Аурика Одобеску и с точностью архивариуса перечислила все ситуации, когда, по ее мнению, это было особенно очевидно. Одной из них оказалась та самая ночевка в квартире в Спиридоньевском переулке в день смерти Ге. – Ты думаешь, я не понимаю, что в твоих глазах я выгляжу вздорной и расточительной старухой, несколько подзадержавшейся на белом свете. Но я, дорогие мои дети, не устала еще небо коптить, поэтому не смейте сбрасывать меня со счетов раньше времени.
По тому, с какой интонацией говорила мать, Наташа поняла, что данная речь была отрепетирована заранее. В той ситуации, которая сложилась, Аурика легко могла взять реванш, подчеркнуть свою значимость в делах рода Одобеску-Коротичей, поэтому не могла позволить себе импровизации и тщательно спланировала очередность вопросов, где-то даже предугадав дочернюю реакцию. «Тоже мне, Аурика Медичи», – рассвирепела Наталья Михайловна, но внешне продолжала сохранять спокойствие, хотя это стоило ей невероятных усилий.
– Молчи-и-ишь? – удовлетворенно подметила Аурика Георгиевна, подошла к дочери. И Наташе показалось, что мать за последнее время стала ниже ростом.
– А что ты хочешь, чтобы я сказала? Поразилась твоей проницательности?
– А почему бы и нет? – удивилась Аурика.
– Да потому что – нет, кардинал ты мой доморощенный, – ужалила ее дочь. – Все в игры играешь? Кто главный? Кто не главный? Любит? Не любит? Как же мне тебя жалко, мама, – грустно проговорила Наталья Михайловна и обняла ту за плечи. Ничего не понимающая Аурика даже не пошевелилась. – Ну что ты за человек? Почему для того, чтобы поверить в любовь своих детей, тебе обязательно нужно сделать их виноватыми? Неужели нельзя просто признаться: «Хочу, чтобы вы меня любили. Нуждаюсь в вашей любви». Тебе что, сложно произнести обычные человеческие слова? Обязательно нужно сесть на трон и оттуда произносить свои глубокомысленные речи?
Наташа разомкнула объятия и отошла в сторону. Аурика так и продолжала стоять с опущенными руками. Со стороны она казалась проткнутой резиновой куклой огромных размеров, из которой сквозь маленькую дырочку медленно выходил воздух, издавая чуть слышное шипение. Наталья Михайловна взялась за ручку двери, потом вспомнила, что та заперта, и, прежде чем повернуть ключ, оглянулась:
– Я не возьму твои деньги. Любовь ребенка к матери стоит гораздо дороже. Жаль, что ты этого так и не поняла.
В тот вечер Полина поклялась хозяйке, что никогда ни при каких обстоятельствах не расскажет «девчонкам» о том, что она видела сегодня.
– А че такого-то? – искренне изумлялась Поля. – Ну, поплакали, с кем не бывает. Вы ж тоже вроде как человек…
Аурика Георгиевна с ненавистью смотрела на глупую домработницу, но сделать ничего не могла: молчание Полины было ей необходимо. Есть уроки, предназначенные только для одного человека. И этим человеком сегодня оказалась она сама. И пусть урок был запоздалым, и пусть она получила его в тот момент, когда была абсолютно уверена в своей правоте, Аурика Одобеску была по-настоящему счастлива. А когда человек счастлив, он щедр. Именно об этом Аурика Георгиевна и заявила своей старшей дочери, ворвавшись к ней в кабинет в тот момент, когда проректор по научной работе Наталья Михайловна Коротич взялась за трубку, чтобы сказать акционерам окончательное «нет».
– Я все поняла, – заторопилась Аурика, чувствуя себя в дочернем кабинете не в своей тарелке. – Возьми деньги, соглашайся.
– После того, что я от тебя услышала, – нет.
– Но ведь ты же видишь, – виновато произнесла Аурика, стоя перед дочерью навытяжку. – Я сожалею. Я приехала сама. А ведь мне семьдесят лет. И я очень прошу тебя согласиться и попробовать.
– У меня что, стало больше шансов? Процент увеличился? Или ты в букмекерской конторе выиграла столько, что можешь основать свой университет имени себя?
– У меня есть опасение, что если мы сейчас с тобой не договоримся, будет плохо всем, – выдохнула Аурика Георгиевна, а Наташа снова поймала себя на ощущении, что мать явно стала ниже ростом.
– Всем – это кому? – проректорское кресло явно делало Наташину позицию гораздо более сильной.
– Тебе – в первую очередь, – еле слышно проговорила Аурика, но в ее глазах появился привычный блеск, свидетельствующий о том, что первая часть сегодняшнего спектакля под названием «Признание вины» подошла к концу. – Будем говорить серьезно, – решительно заявила Аурика Георгиевна, и от ее прежней интонации не осталось и следа. – У меня следующее условие. Точнее, два. Одно из них тебе известно: я, не ставя девочек в известность, отдаю тебе их долю, за которую ты несешь полную финансовую ответственность. И в случае… – начала Аурика, но Наталья Михайловна ее прервала:
– Ты хочешь подписать со мной договор?
– Если это необходимо, мы подпишем с тобой договор, – не осталась в долгу Аурика Георгиевна и выдвинула второе условие: – И Ирка, и Валька должны работать с тобой. Ты должна оставить за собой право формировать трудовой коллектив самостоятельно.
– И кем они будут работать? – растерялась Наталья Михайловна. – Рядовыми преподавателями? Ни у той, ни у другой нет опыта. Ирка-то еще ладно, она обучаема, а вот Валентина точно не сможет.
– Зачем преподавателями? – Аурика отодвинула кресло и села напротив дочери за длинный стол. – Уязвимая позиция. Своих людей нужно ставить в бухгалтерию и в отдел кадров, потому что финансовая прозрачность и грамотный подбор персонала – это необходимые условия для плодотворного ведения бизнеса, – старательно произнесла Аурика Георгиевна фразу, напоминающую цитату из интервью с министром экономики в прямом эфире.
– Пойдешь ко мне заместителем? – улыбнулась Наташа.
– Ни за что.
– Это почему?
– Мы с тобой, дорогая моя девочка, не сработаемся.
– Потому что ты умнее меня? – рассмеялась Наталья Михайловна.
– Потому что я мудрее тебя, – поправила Аурика и традиционно добавила: – И потому что я – Одобеску.
Это заявление окончательно развеселило Наталью Михайловну: еле сдерживая хихиканье, в присутствии матери она позвонила своим работодателям и объявила о своем согласии при условии, что войдет в число акционеров. Теперь тайм-аут попросила приглашающая сторона, насторожившись от проявленной прыти профессора Коротич.
