– А может… – хотела спросить Лера Жбанникова, но не спросила, а перевернулась на бок, лицом к супругу и обняла того, перебросив полную руку через богатырскую его грудь. Матвей поморщился: острие серьги с новой силой царапнуло ему шею.
– Сними, пожалуйста, – аккуратно высвободился он из объятий супруги и потер оцарапанное место.
– Что? – Лера, как всегда, туго соображала.
– Серьги сними – царапаются, – объяснил Матвей и показал пальцем на след, который они оставили на шее.
– Кровь, – напугалась жена и даже зажмурилась: кто-то ее убедил, что от вида крови нормальные женщины падают в обморок.
– Скажешь тоже, кровь! – улыбнулся Матвей и потянулся за стоящим на прикроватной тумбочке одеколоном. В наследство от собственного отца парню досталась привычка бриться перед сном, а чтобы не было раздражения, обязательно обильно смачивать свою кожу одеколоном. И инфекция не попадает, и пахнет приятно.
– Ватку дать? – догадалась Лера предложить свою помощь и выдвинула ящик тумбочки со своей стороны кровати, в котором, помимо всякой чисто женской амуниции, было свалено то, что обычно называется компонентами гигиенического набора – косметические диски, початая пачка нестерильной ваты и палочки для чистки ушей. Сверху это добро было щедро усеяно поблескивающими фантиками от шоколадных конфет. По изображенным на них картинкам легко было предположить, что владелица данного ящика предпочитает чернослив в шоколаде.
Покопавшись немного в разномастном содержимом ящика, Лера протянула супругу ватный диск, и тот, обильно смочив его в одеколоне, приложил к оцарапанному месту. Немного щипало.
– Больно? – встревожилась быстро успокоившаяся, вопреки материнским ожиданиям, Лера и поцеловала Матвея в исполинское плечо.
– Нет, – ответил счастливый богатырь и протянул жене влажный благоухающий спонжик, на котором розовела крошечная капелька крови.
– Кро-о-о-вь. – Взявшись за диск двумя толстыми пальцами, на одном из которых переливался под лучами электрического света довольно крупный бриллиант, с выражением брезгливости на лице Лера бросила его рядом с кроватью. – Убери потом, – нежно приказала она супругу и обняла его с удвоенной силой.
– Уберу, – пообещал ей Матвей, даже не догадываясь о том, что добровольно превратился в верноподданного самой госпожи Лени.
– Потом, – благоволила к нему госпожа и недвусмысленно прижималась к большому мужскому телу. А когда между супругами Жбанниковыми произошло то, что обычно происходит между мужчиной и женщиной, пребывающими в любви и согласии, наступило время переваривания пищи. Происходило это прямо в кровати: Лера с завидным аппетитом поглощала сладости, периодически забываясь и роняя обертки прямо на пол, а Матвей отправлял в рот толстые куски колбасы. Со стороны казалось, что он не ест, а проглатывает, настолько быстро опустошалась стоявшая перед ним тарелка. Когда колбаса закончилась, Матвей Жбанников с удовольствием потянулся и сел в кровати, пытаясь определить степень своего насыщения. По его ощущениям – оставалась определенная недосказанность, только было непонятно, действительно ли она продиктована не до конца утоленным чувством голода. Подумав немного, Матвей понял, что нет. Тогда он снова прилег и закрыл глаза, представляя перед собой монитор компьютера, на который был выведен правильный ответ. Привычный прием, как ни странно, не дал никаких результатов. Экран был пуст. Это рождало тревогу. Матвей напрягся, подумал еще и вспомнил о том, что ему сказала Лера: «Не смогу иметь детей». – «Господи ты, боже мой, – выдохнул он. – Разве это проблема?»
– Разве это проблема? – обратился Жбанников к жене, не чувствуя никаких угрызений совести на предмет того, что с легкостью отказался от мечты любого мужчины – иметь наследников.
– В смысле? – смакуя во рту шоколадное лакомство, повернула к нему голову Лера.
– То, что детей не будет, – спокойно и буднично пояснил Матвей.
– Не знаю… Может, и не проблема.
– Конечно, не проблема, – воспрял духом Жбанников. – Из детдома же взять можно.
Лера на секунду-другую задумалась: в ее сознании слова «усыновить» и «взять из детдома» как не соотносились друг с другом. «Усыновить» ей нравилось больше. «Взять из детдома» настораживало, уж очень слово «детдом» неприятно звучало: «Детдом, детдом, загорелся кошкин дом…»
Видя, что жена никак не реагирует, Матвей смутился и уточнил:
– Или ты не хочешь?
– Я-а-а-а? – переспросила Лера, в задумчивости вынимая сережку из уха. – Не знаю… А ты?
– Я-а-а-а? – пришел черед Матвея удивляться сказанному. – Я – хочу.
– И я хочу, – тут же призналась супруга и вытащила из уха вторую серьгу. – Красивые все-таки, – показала она мужу поблескивающие бриллианты. – Только неудобные.
– Потому что большие, – добавил супруг, наблюдая за тем, как жена аккуратно сцепила серьги друг с другом, прищурившись, посмотрела сквозь них на свет и привычно положила на прикроватную тумбочку, усыпанную обертками от любимых шоколадных конфет.
– Уберешь в шкатулку? – попросила она.
– Уберу, – успокоил ее Матвей и благополучно забыл, потому что мысли его были заняты совсем другим – гораздо более важным. Он пытался представить себя в роли отца, но пока ничего, кроме перевязанного бантом свернутого одеяла, в его воображении не возникало.
– Я спать, – объявила ему Лера и, стащив с указательного пальца массивный перстень, протянула его мужу. – Убери.
– Уберу, – пообещал тот и в задумчивости положил на свою прикроватную тумбочку.
Лера заснула быстро: так всегда происходит с людьми, чья голова в течение дня не переполняется тревожными мыслями. В случае с Валерией Валентиновной Жбанниковой этот закон срабатывал с завидным постоянством. И даже если ее с утра что-то и волновало, то к концу дня приходило решение, и Лера выбрасывала навязчивую мысль с такой же легкостью, с какой она разбрасывала вокруг себя обертки от конфет.
Совсем по-другому себя ощущал Матвей, существо сентиментальное и наивное. Он до сих пор верил, что от великой любви дети должны рождаться обязательно. А свою любовь к Лере он понимал именно в этом романтическом ключе, поэтому служил своему чувству верно и страстно.
Размышляя над возможностью усыновить ребенка, Матвей предполагал, что происходит это легко и быстро: достаточно просто прийти в соответствующую организацию, где, словно в магазине, на витринах лежат младенцы, и сказать: «Вот это моя жена Лера. Она прекрасна. И где тут у вас самый лучший ребенок? Выдайте его нам немедленно, потому что это единственное, чего нам не хватает для полного счастья».
В том, что все будет происходить именно таким образом, Матвей Вадимович Жбанников нисколько не сомневался. Ощущение волшебства сопровождало его все то время, что он жил со светлоокой красавицей. Во многом – благодаря невидимой, на первый взгляд, заботе ее родителей, теток и немного неудобной в обращении бабки. Но с этим приходилось считаться, и с этим приятно было считаться, и даже выгодно, потому что стоило Лерочке что-то пожелать, как желание автоматически исполнялось. Достаточно было только донести его до нужных ушей. И тогда три толстяка вставали перед Матвеем и хором рявкали: «Что желает наследница Тутти?»
