Шериф на той стороне вздохнул.
– Убил генерал парня. Прямо в лоб ему пулю всадил, – Лукаш подмигнул Колоухину. – А теперь держит под прицелом меня. Вы собираетесь что-то предпринять по этому поводу? Полицию вызвать хотя бы?
– Дождешься ты ее сейчас, – зло ответил шериф. – Дай мне к телефону Форда.
– Он не хочет, – выдержав небольшую паузу, сказал Лукаш. – Он не хочет разговаривать. Он будто бы кого-то ждет… Извините я…
Лукаш выключил телефон и подбросил его на ладони.
– Значит, ты продолжаешь меня удерживать в заложниках и зачем-то, урод, пристрелил своего соучастника…
– Я хочу встать, – сказал Колоухин.
– Не нужно. Поза опрокинутой черепахи тебе очень к лицу, папаша. Знаешь, сколько народу с удовольствием посмотрели бы на тебя в такой позе? Ты же, скотина, легенда в Конторе. О тебе рассказывают как об исключительной сволочи. Так самозабвенно предавать – этому научиться невозможно, с этим нужно родиться… – Лукаш покачал головой. – И не пытайся вставать, по сценарию я смогу отвлечь твое внимание только минут через десять-пятнадцать. Брошусь на тебя, ты выстрелишь, пуля продырявит мне левый бицепс – самое неприятное в сценарии, но тут начальство было неумолимым, нужна достоверная рана. Отчего-то наши решили, что ты должен умереть случайно. Журналист приехал с тобой поговорить, ты испугался, запаниковал, попытался журналиста убить… В общем, то, что ты пристрелил еще и беднягу Сэма – только к лучшему. Так твое намерение лишить меня жизни будет еще нагляднее и достовернее.
Лукаш присел на край стула.
– Так что у нас еще пятнадцать минут на светскую болтовню. Может, телик посмотрим? Ты ведь говорил, что там сегодня та-акое показывают…
– Просто убить? – спросил Колоухин.
– Могу не просто, – предложил Лукаш. – Могу всадить пулю в живот, скажем, и только потом – в голову. Минут через десять. Шериф на штурм не пойдет, производит впечатление толкового мужика, чего ему своих ребят ради какого-то русского под пули другого русского подставлять? Оставьте этот спор славян между собой… Пушкина еще помнишь?
– Мне нужно поговорить с твоим шефом, – глухо произнес генерал.
– Вряд ли, – сказал Лукаш. – Да и мой инфоблок ты сам угробил. Никак мне теперь с шефом не связаться. А везти тебя в Вашингтон… Я уже объяснял – не велено.
– Ты идиот! – выкрикнул Колоухин. – Мне нужно… шефу твоему нужно, чтобы я с ним поговорил… Я…
– Ты жить хочешь, генерал, – усмехнулся Лукаш. – Это понятно. Но в мои планы это не входит. Это тоже понятно. Ничего, потерпи, осталось десять минут.
– Ты идиот! – Колоухин ударил кулаком по полу. – Идиот-идиот-идиот-идиот!.. Ты не понимаешь, что меня нельзя убивать. Я… Я много знаю! Я могу…
– Не надрывайся, не нужно, – посоветовал Лукаш.
Это раньше он был тупым журналистом, а теперь… теперь он исполнительный ликвидатор. Не тупой, но очень исполнительный. И если ему сказали, что генерал Колоухин должен умереть в случайной схватке, то так оно и будет. И совершенно неинтересно Лукашу слушать, почему это клиента нельзя выводить в расход. Все перед смертью начинают придумывать небылицы.
– Ты не слышишь, что я тебе говорю… Да если твое начальство узнает…
– А оно узнает? – удивился киллер Лукаш. – И кто ему скажет?
– Твою мать… – простонал генерал. – Но ведь ты же не ради денег работаешь? Ведь не ради денег?
В голосе проскочила надежда, оценил Лукаш. Лежит ли генерал в позе перевернутой черепашки или сидит в кресле, а профессия продолжает работать. Не предложить напрямую выкуп, а намекнуть. Проверить реакцию, дать возможность человеку проявить себя. Ведь есть шанс. Сам-то Колоухин именно за деньги продался. За деньги и не за что другое. Казалось бы, ценный работник, делавший успешную карьеру… а ведь скурвился. Так чем «чистильщик» лучше? Чистильщику тоже деньги нужны. А у генерала явно что-то припрятано на черный день.
– Я не ради денег убиваю, папаша, – сказал Лукаш, ощерившись. – Я за идею. А тут еще и дополнительные мотивы – нравится мне таких, как ты, уродов отстреливать, это, во-первых, и, во-вторых, я-то прекрасно знаю, что меня ждет, если я на деньги поведусь. Я знаю, как работают у нас.
Снова зазвонил телефон.
– Да, – снова сказал Лукаш.
– Скажи Форду, что я вызову русских военных. Тут неподалеку база… – шериф прикрыл ладонью трубку и обозвал кого-то придурком безголовым. Наверное, расставляет свое ополчение по номерам, как на охоте. – Я даю ему полчаса на размышления…
– Сейчас передам, – сказал Лукаш и отключил телефон.
Через минуту тот снова зазвонил.
– Не выключайся! – приказал шериф.
– А это не ко мне, – возразил Лукаш. – Генерал сказал, что если вы только попытаетесь делать глупости, то у вас начнутся проблемы. Он сказал, что кто-то из ваших помощников работает на него, и что сейчас к городу прибудет группа вооруженных поклонников Джеймса Форда, и если что-то пойдет не так, то в Бриджтауне случится бойня. И если вас интересует мое мнение, то он не врет. Он при мне разговаривал со своими людьми. Некий Вилли уехал к шоссе наблюдать за возможным появлением федеральной кавалерии…
– Вилли? Еще и этот сукин сын снюхался с Фордом!
– Обидно, правда? – сказал Лукаш и снова отключил телефон.
Генерал молча смотрел на Лукаша. На висках выступил пот, губы побледнели.
– Ну что, – Лукаш почесал кончик носа. – Пятиминутная готовность…
– Нет, – прошептал генерал. – Ты не можешь понять того, что происходит.
– Могу, – возразил Лукаш. – Но не хочу.
– Тебе сколько лет?
– Я же говорил – двадцать восемь.
– То есть развал Союза ты не помнишь…
– Нет, не помню. Это очень плохо? Это унижает меня в твоих глазах?
– Не нужно ерничать, – сказал Колоухин.
– Я не ерничаю. Не ерепенюсь, не кочевряжусь и не придуриваюсь. Хотя мог бы. Это для тебя сейчас наступает важный момент – время подводить итоги и готовиться ко встрече с Творцом. А для меня – рутина. Тебе придется отчитываться по поводу грехов, а мне даже исповедоваться не понадобится, я святое дело совершаю – очищаю землю от всякой мрази.
«Не переиграть, – напомнил себе Лукаш. – Клиент поплыл, но еще может засечь фальшь. Работаем уверенно, но без перегибов. Вопрос стоит уже даже не о жизни клиента. Генерал очень не хочет умирать мелким засранцем. Он очень уважает себя, уверен в своей значимости. Он всю жизнь изображал из себя нечто важное, многозначительное, а умирать приходится вот так позорно, лежа на спине и задрав лапки».
«Он не сможет удержаться, – сказал Петрович. – Если ты всю партитуру выстроишь правильно – не сможет. Должно у него что-то быть на черный день, не мог он на своих новых хозяев не набрать материалов. Не тот зверь. Только не переиграй, тут недоработать лучше, чем перестараться, имей в виду».
