– Машка, а мне кажется, ты зря так убиваешься. На самом деле все было прекрасно. Ведь до твоего прихода на вечеринке действительно было скучновато. А после твоих танцев все как-то сразу завелись, развеселились. Парни стали активно клеить девчонок, девчонки – парней. Даже наш ботаник, Димка Лиминчук, разошелся и зазвал Янку Койвестойнен куда-то в глубины квартиры Шашина. Видела? Вот прикол.
– Ты меня успокаиваешь, да?
– Да. Точнее, нет. Я тебе правду говорю. Мне кажется, ты все преувеличиваешь. Это, в общем-то, и не позор. Так. Немного шокирующе, но в целом в рамках. Ты же ничего не разбила, никого не обидела. Даже не поцеловалась ни с кем, несмотря на предложения.
– Как ты не понимаешь, Мишка! Дело же не в этом! Это ведь… это ведь как будто не я была. Это была какая-то… стерва, вот! Какая-то пошлая, глупая, агрессивная… – Маша старательно подбирала слова, – фамильярная, несдержанная – разнузданная! – деваха. А я – не такая! Я совсем не такая. И не хочу такой быть. Понимаешь, раньше я была уверена в себе, я знала, кто я. А теперь я совсем сбита с толку. Я теперь сама себя боюсь. И больше всего хочу знать, что это было. Как это вдруг я стала не самой собой, а кем-то другим? Пока единственное, что мне приходит на ум, так это – красные сапоги. Но ведь не могут же они так мистически влиять на меня?
– А может, все прозаичнее? Может, ты просто напилась втихаря?
– Ты что! Ты же знаешь, я вообще не пью! Я категорически против этого!
– Да, тут я в тебе уверена…. Только… В великие и ужасные красные сапоги я тоже как-то не особо верю.
– Да я, если честно, тоже не верю. Но так хоть какая-то зацепка есть. Хороший выход: не надевать красные сапоги, и этого кошмара больше не повторится. А если дело не в них, тогда… тогда ведь этот ужас может повториться! А я этого так боюсь…
– Да, загадка… Может, тебе еще подумать? Ты ведь такая умная, всегда все можешь по полочкам разложить.
– А сегодня – не могу. У меня вчера с этой мамбой как будто мозг отключился. И больше не включается, – вздохнула Машка.
– Да, Шаша вчера был в шоке…
– Не говори мне про Шашина! – взвыла Машка. – Я теперь вообще не знаю, как ему в глаза смотреть.
– Ага! Тебе не все равно, что он подумал!
– Конечно, не все равно. Ворвалась к нему домой, раскомандовалась. Вела себя, как…
– А мне кажется, все-таки ты в него влюбилась. Ты вчера от него весь вечер не отходила.
– Я от него не отходила? – поразилась Машка.
– Конечно. Я за тобой наблюдала. Мне показалось, все эти твои танцы были исключительно ради него.
– Да при чем тут он? И это вообще была не я! И мне на него плевать. И пусть он думает себе, что я – психичка, сколько угодно, – Машка подтянула коленки к груди, обхватила их, уткнулась в них носом и обиженно замолчала.
– Да ладно тебе, с кем не бывает? Может, он и не думает о тебе, что ты – психичка. Мы же не знаем.
Маша молчала.
Молчала, потому что в голове у нее был полный сумбур. Если раньше она всегда спокойно могла контролировать свои мысли и чувства, то сегодня у нее это плохо получалось. Никакой гармонии и привычного ей душевного спокойствия не было и в помине. Наоборот, на ровной глади ее души все явственнее намечался легкий шторм. И чем больше говорила Мишка, тем большее волнение вызывала у Маши. Особенно когда завела разговор про Шашина.
Маша отчаянно пыталась понять, почему ей вдруг стало не все равно, что тот о ней подумал. Почему, размышляя о своем вчерашнем позоре, она в первую очередь думала о нем? Пыталась вспомнить его реакции на ее поведение. Что он говорил? Как себя вел? Но вспомнить не получалось.
И тут же она начинала злиться на него. Как будто это он был во всем виноват. Как будто из-за него она стала отплясывать эту дурацкую мамбу. Как будто из-за него стала цеплять Якушеву. Понимала, что он ни при чем, и еще больше злилась. На себя саму – за то, что думает о нем, потом снова – на него…
Да еще и Мишка со своими предположениями! Маше в какой-то момент захотелось спрыгнуть с кровати и накричать на подругу. Объяснить ей, что нет у нее никакой любви к Шашину. Выгнать Мишку, сказать ей, что она лезет не в свое дело. Что она всегда во все лезет. Со своими-то парнями разобраться не может, а пытается Машке чем-то помочь. А помогать-то ей вовсе не надо. Ведь она никого не любит, и поэтому ей просто замечательно жить на свете.
– Я совершенно уверена в том, что… – продолжала вещать про Шашина Мишка, не замечая состояния подруги.
Машино же ухо выловило только одну фразу:
– …жаль, что он не видел, как ты отплясывала на столе…
– Что?! – тут же вскинулась она.
– А ты что, не помнишь? – удивилась Мишка. – Ты же потом со своей мамбой еще и на стол влезла.
Маша нырнула обратно под одеяло, спрятала голову под подушку. Оттуда только донеслось:
– Я не пойду завтра в школу. Я вообще в другую переведусь. Чтобы никогда никого не видеть!
Но в школу пойти пришлось. Что-что, а прогулять уроки просто так, без уважительной причины, Маша себе позволить не могла, ведь она была самой ответственной девочкой на свете. Она всегда считала, что душевные переживания душевными переживаниями, а дело делом. По ее мнению, любой умственно полноценный человек в состоянии контролировать свои чувства и эмоции. А вчера… вчера… Вчера это было просто переутомление. Просто минутная слабость.
В понедельник утром Маша взяла себя в руки и спокойно собралась в школу. Они с Мишкой жили в соседних домах, но ходили на уроки порознь, потому что Мишка всегда опаздывала, а Маша, которая была пунктуальной до мозга костей, это вынести не могла. Она-то всегда приходила минут за пятнадцать до звонка, чтобы настроиться на учебу, повторить заданный параграф или прочитать заранее новый материал, чтобы на уроке можно было задать вопросы.
Но в этот день, чем ближе подходила к школе Маша, тем больше она начинала жалеть, что не зашла за подругой. Почему-то ей очень хотелось прийти в школу не одной. Сама не заметив, она даже стала шаг замедлять.
В душе у Маши шла борьба: позвонить Мишке или не позвонить? Или подождать ее за углом, ведь наверняка она, как обычно, опаздывает. Однако, поймав себя на этих мыслях, Маша сама себя тут же и отчитала: «Прямо как маленькая. Взрослый человек отвечает за свои поступки. Вела себя вчера как идиотка, так и нечего теперь за чужие спины прятаться». С этими мыслями Маша решительно прибавила шаг.
А подходя к школе, успокоила себя еще и тем, что, возможно, она все преувеличивает. Ведь каждый человек озабочен прежде всего собственной персоной, и одноклассников больше волнует, как они выглядели на вечеринке. И, по большому счету, до нее им нет никакого дела. Равно как и ей до них. Если вдруг решат о ней что-нибудь подумать, так ей на это наплевать. НАПЛЕВАТЬ.
Маша подошла к школьному крыльцу.
