– Когда напишете, тогда посмотрим. А еще посмотрим, что и как напишете! Это у вас ведь в «Сердце Аримана» Конан скачет во весь опор, ведя кобылу под уздцы? А в романе «Стигийская тварь» описан разбойник, точь-в-точь похожий на нашего губернатора! Этак, сударь мой, вы до президента доберетесь, и все мы загремим в Кресты! – Хмыкнув, Халявин свернул картинку с Конаном, девой и жеребцом и подвел итог: – В общем, жду предложений к пятнадцатому! От Мэнсона и всех, кто претендует на появление в юбилейном томе. А сейчас перейдем ко второму вопросу. Какие предложения, господа-товарищи?
– Насчет оживляжа? – осведомился Дрю-Доренко. – А к чему оживлять? Лучше закопать на этом самом юбилейном томе. Мэнсон пусть и закапывает, поглубже и подальше. Где-нибудь в Бурятии или на Колыме.
– Народ нас не поймет, – сказал Великий Кормчий.
– Я тоже, – поддержала Альгамбра Тэсс. – Мне детей кормить надо!
У Альгамбры было двое детей от трех мужей и девяти любовников, что, несомненно, являлось смелым евгеническим экспериментом. Исследовав сильный пол вдоль и поперек, она утверждала, что ни один в сравнении с Конаном не тянет – хотя бы по той причине, что мужики приходят и уходят, а Конан остается.
– Вот что, – сказал Кингсли-Киселев, – а не добавить ли нам к Хайбории новую страну Руссландию? Отправим в нее Конана, и пусть он выпустит кишки Илье Муромцу.
– Это непатриотично, – возразил Халявин.
– Тогда Соловью-разбойнику!
– Чушь! Ах, какая чушь! Жалкое русофильство! – взмахнула кудрями Альгамбра. Цвет их по временам менялся, знаменуя очередные победы на сексуальном фронте. В данный момент Альгамбра была платиновой блондинкой – что, в отсутствие воздыхателя, знаменовало ожидание и поиск. Навивая на палец прядь волос, она в задумчивости протянула: – Вот если переселить Конана в тело женщины… рыжеволосой разбойницы… этакой Конанши Варварши…
– … то будет не Конан, а Рыжая Соня, – закончил Лайонз-Леонсон. – Про Соньку мы уже писали, так что я поддерживаю Жекину идею, но, разумеется, без муромцев и соловьев. Свести бы его с Тарзаном или Бэтменом…
– С Джеймсом Бондом, – подсказал Доренко. – А что? Представьте, что в КГБ построили машину времени и заманили в нее Бонда. Он провалился сквозь ледниковый период, попал в хайборийскую эру и повстречался с Конаном. А Конан уже аквилонский король и очень нуждается в разведке… Вот Бондик этим и займется, организует филиал МИ-5 или «Моссада», прижмет туранских террористов и женится на поп-звезде из Черных Королевств, которую спасет от извращенца-мага.
– Насчет извращенца прошу уточнить, – потребовал Жека Киселев.
– Пожалуйста! Заглянем в курс частной сексопатологии… – Дрю вытащил из сумки толстенную книгу, раскрыл ее и забормотал: – Зоофилия… копрофемия… мазохизм… эксгибиционизм… педофилия… трансвестизм… некрофилия… Вот, некрофилия! И описание случаев есть! Хотя бы такой: мужчина тридцати пяти лет, отец двух детей, систематически убивал саперной лопаткой девушек, с трупами которых совершал половые акты. Убил таким образом тринадцать человек и попался. На вопрос, зачем он это делал, ответил, что если бы следователи сами попробовали, то их бы за уши не оттянуть… Отличный оживляж! Как считаете? – Подмигнув Киму, Доренко уставился на Халявина.
«Это правда?!» – ужаснулся Трикси в глубине Кимова сознания.
«Правда, – подтвердил Ким. – Медицинский факт».
«Вот! А ты сердился, что мне не нравится ваш способ размножения! Сказал, святое! Да у существ, которые дышат метаном, такое сочли бы…»
«Заткнись! – распорядился Ким. – Еще раз объясняю: это не святое, а чистая клиника!»
– Не пойдет, – сказал Халявин, почесывая длинный нос. – То есть с Бондом можно, а с извращениями нельзя. Нас молодое поколение читает. Они…
– … об извращениях знают больше нашего, – перебил Доренко. – Но если некрофилия не годится, отправим Бонда с Конаном в гарем, и пусть они посоревнуются, кто больше обесчестит жен туранского султана. Я готов такое изваять. Образ любимой султанской жены спишу с Альгамбры, а Пичи будет евнухом.
Киселев и Леонсон заржали, Пичи кисло улыбнулся, а Альгамбра Тэсс зашипела:
– Самцы вы все! Ах, какие вы вонючие похотливые самцы!
– От самки слышу, – парировал Дрю. – Что глядишь на меня синими брызгами? Это ведь вымысел, дорогая, литературная игра! Я не зарезал Деда Мороза и не похитил невинность Снегурочки!
– Так она тебе и даст… – буркнул Миша Леонсон.
Нергалья Задница звякнул колокольчиком и со словами: «К порядку, граждане!» – повернулся к Киму:
– Что у вас, Мэнсон? Есть идеи?
– Нет… пожалуй, нет… – промямлил Ким. – Я, видите ли, увлечен своим текущим сюжетом. Погрузился и с головой ушел в роман.
– Кстати, как он у вас называется?
– Грот Дайомы. Дайома – это рыжая, зеленоглазая, а еще имеются блондинка, духи, колдуны, разбойники и целое кладбище трупов. Вот только с конем…
– Коня я вам прощаю! – Халявин небрежно повел рукой и повторил: – Грот Дайомы… Неплохо, Мэнсон, неплохо! Через недельку рассчитывайте на аванс. – Он осмотрел остальных конанистов, задержавшись хмурым взглядом на Френсисе Пичи, и произнес: – Хочу отметить, что мозговая атака прошла успешно и породила ряд плодотворных идей. Хмм, да… плодотворных в той или иной степени… В общем, руководству есть над чем подумать. Все свободны!
Писатели, приободрившись и облегченно вздыхая, стали расходиться. Альгамбра облизала губки и томно улыбнулась Киму, но он остался глух к намекам и поскорее выскользнул на улицу – а там, вслед за Доренко, направился к его машине, побитому жизнью «Москвичу». Доренко, бывший кузнец, бывший спецназовец, бывший историк и бывший что-то там еще, владел различными талантами, причем из каждого умел извлечь прямую выгоду. Кроме сочинительства, он занимался преподаванием ушу и джиу-джитсу, пописывал в желтую прессу статейки, читал в пединституте лекции и вел радиоклуб для девушек (как сохранить фигуру и защититься от насильника). Но все это были лишь способы для добывания денег и улучшения качества жизни, а страсть у Памора-Сергея была одна: оружие. Не автоматы и базуки, а благородные клинки, секиры, копья, дротики, кинжалы и булавы, которые он делал сам, раздобывая заготовки из инструментальной стали, бронзу, кость и дерево твердых пород.
Усевшись в машину, Дрю сказал:
– Ко мне поедем, пиво пить за твой успех. Это надо же! Это ведь случай невиданный в хайборийской истории! Чтоб Задница пообещал аванс! Мне казалось, он слова такого не знает.
«Москвич» чихнул, пофыркал, но послушно завелся, и они покатили на Гражданку, на Северный проспект, в обитель Дрю, в точно такую же квартиру, как у Кононова, если не считать ее стен, увешанных острым железом, и небольшой кладовки, превращенной в арсенал. Добравшись без происшествий до места и прихватив соленых крендельков, воблу и бутылки (не какой-нибудь «Гиннесс» или «Туборг», а пролетарскую «Балтику»), они просидели на кухне три часа, беседуя о тактике римских легионов, целительных свойствах женьшеня, искусстве фэншуй и звездных войнах, о привидениях и видах на гонорар, а еще о том, как обустроить Россию. Наконец, разговор коснулся оружия, и хозяин, притащив из кладовой шлифованную, темного дерева рукоять, похвастал:
