И каждый раз достигала оргазма.
Малкольм посчитал, что мы с ним снова вернулись на привычные рельсы, а то, что меня тревожило, было побеждено и закончилось.
Я чувствовала себя ужасным, отвратительным человеком.
Угу. Мой мир теперь был полон цвета. Красный — желание. Желтый — стыд. Зеленый — ревность.
Да, зеленоглазое чудовище тоже подняло свою уродливую голову за эту пару недель. Всякий раз, как Кэм упоминал Бекку, я ощущала ту же небольшую боль в груди — боль, которая в воскресенье превратилась в полноценную кровавую рану.
Мы с Коулом пообедали у Николсов и вернулись домой в хорошем настроении. Коул пошел вниз, чтобы позвать Кэма к нам на кофе, а я напевала и носилась туда-сюда как идиотка. В предвкушении встречи с ним в моем животе разразилось восстание крылатых трепещущих созданий, однако Коул вернулся домой один.
Я нахмурилась, наливая Кэму кофе:
— Так что, он идет?
Коул помотал головой, сведя брови, как мне показалось, ошеломленно.
— Не идет?
Брат пожал плечами.
О господи, опять эти плечи.
— Ну? Так что?
Коул прислонился к кухонной стойке и вздохнул, прежде чем вопросительно взглянуть на меня:
— Вы с Кэмом только друзья?
В те дни я выдавала ложь на ура:
— Конечно. Я с Малкольмом. А что?
— Ну, звуки оттуда доносятся такие, будто Кэм слишком занят траханьем с какой-то шумной цыпочкой, чтобы захотеть выпить с нами кофе.
Я уставилась на брата, окаменев. Мое сердце колотилось, в животе возникло ужасно неприятное ощущение: в меня запустила когти ревность.
— Джо?
Я нахмурилась, хватаясь за первое пришедшее на ум объяснение моего оцепенения.
— Не говори «траханье» и не говори «цыпочка». Ни «цыпочка», ни «телка», ни «штучка». Мы «женщины», «дамы», «леди» или «девушки».
— Спасибо за пополнение словарного запаса, — фыркнул Коул.
Я стояла и смотрела вслед уходящему в гостиную брату. Все мое прекрасное настроение улетучилось при мысли о Бекке и Кэме, наслаждающихся сексом.
* * *
В итоге я уже совсем перестала справляться со всеми этими цветами и в ближайший четверг, еще до рассвета, ободрала обои в гостиной. Мне нужно было вернуть спокойствие. Накануне вечером я ходила на свидание с Малкольмом, но в результате рано попросила его отвезти меня домой, отговорившись плохим самочувствием.
Я поспешила наверх, залезла в Интернет, нашла нужную распродажу, заказала все необходимое в соседнем магазине и начала грунтовать стены.
Когда наступило утро, я собрала Коула в школу, игнорируя его ворчание насчет ободранных стен, а потом пошла забирать заказанное: три рулона обоев. Я также купила клей и коробку пончиков.
Уже только переодевшись в заляпанные краской джинсы и футболку, связав длинные волосы узлом на затылке и нацепив бандану, я почувствовала себя лучше, намного спокойней. Я как раз ставила себе раскладной стол для промазывания обоев, когда в дверях появилась мама.
Мы уставились друг на друга. Мы не разговаривали почти три недели — с того самого моего нападения в кухне.
Ее усталый взгляд обежал гостиную — чехлы от пыли на мебели, рулоны обоев, ведро с клеем. Она буркнула:
— Опять?
По примеру Коула я в ответ пожала плечами.
Мама вздохнула и утомленно покачала головой:
— Еда есть?
— Там осталась вчерашняя паста. Ты сможешь ее разогреть, не спалив весь дом?
Она отмахнулась от моего саркастического вопроса и немного нетвердо двинулась к кухне:
— Я так съем.
Довольно скоро она вернулась к себе в комнату. Это было хорошо. Хотя я старалась соблюдать максимальную — в свете обстоятельств — вежливость, мне все еще едва удавалось удерживаться от удара всякий раз, как я думала о том, что она била Коула. Честно говоря, теперь, глядя на нее, я видела только это.
Я включила себе музыку, но негромко, чтобы не беспокоить алко-маму, и начала клеить новые обои. Они были кремовые, с очень тонкими полосками цвета шампанского, шоколада и серебра. Мне придется достать новые чехлы на подушки и поменять торшер, но это меня не заботило. Косметический ремонт всегда надежно отгораживал меня от реальности, а мне очень нужно было отключиться. Я начала в десять и к одиннадцати уже почувствовала себя полностью расслабленной и сытой, потому что съела два пончика. Я как раз наклеивала очередной кусок обоев и думала, что можно бы еще перекрасить кухонные шкафы, когда в дверь постучали.
Держа на вытянутых руках полотнище, чтобы случайно не прислонить его к стене, я повернулась на стремянке и крикнула:
— Кто там?
— Кэм!
Не-ет. Он не нарушит моего спокойствия. Я вдохнула поглубже и снова посмотрела на свою работу, в которой изрядно продвинулась. Я держала последний кусок, и комната уже выглядела светлее и ярче.
— Заходи! — Я выровняла полотнище и кистью прижала верхнюю часть к стене.
Через две секунды я услышала за спиной вопрос:
— Что это ты делаешь?
Игнорируя воздействие его голоса на мое тело, я чуть подвинула полотнище, проверяя, правильно ли ложится, и прижала еще кусок.
— Клею обои.
— Сама? — услышала я недоверие в его голосе.
Я кивнула и спустилась на ступеньку ниже, чтобы разгладить середину. Полоса ложилась идеально. Практика — залог совершенства.
— А кто, по-твоему, здесь все отделывал? Обои, покраска, ошкуривание пола… — Я закончила с полотнищем и с улыбкой отступила назад, любуясь новым видом.
Повернувшись к Кэму, я с удивлением обнаружила, что он выглядит слегка оторопелым. Его взгляд обежал комнату и вернулся ко мне.
— Ты знаешь, как адски трудно клеить обои? А ты только что сделала это как настоящий профессионал.
Я скорчила рожу, не понимая, из-за чего разгорелся сыр-бор:
— Дядя Мик меня научил.
— Когда тебе было десять лет? — уточнил он, недоверчиво улыбаясь, и кивнул на раскладной стол: — Когда ты это начала?
— Час назад.
Его роскошные глаза стали совсем огромными.
— И уже закончила? Джо, эта комната по-настоящему здорово отремонтирована. Выглядит абсолютно профессионально. Ты же знаешь это, да?
Я усмехнулась комплименту, ощущая прилив радости оттого, что он так думает.
— Спасибо. Коула это просто с ума сводит. Его чуть удар не хватил, когда он увидел ободранные стены.
— На самом деле, — Кэм шагнул ко мне, — я из-за Коула и пришел. Я получил от него странную эсэмэску, говорящую: «Джо клеит обои. Она это делает, только когда что-то случилось. Ты не знаешь что?»
