Мне мешала гордость.
Мне? Мешала гордость?
Я истерически хихикнула и сильно прижала локти к бокам, борясь с тошнотой.
Я не могу вернуться. Да Мейкл и не возьмет меня обратно после того, что я ему наговорила.
— О господи!
Я провела трясущейся рукой по волосам, заглатывая как можно больше воздуха, — и тут меня накрыло.
Это Кэм во всем виноват.
Влечение к нему побудило меня бросить богатого, доброго, красивого мужчину, которому я была дорога. А теперь я ушла с работы! И все почему? Потому что Кэмерон так очаровательно меня учил чувствовать себя особенной, лучше к себе относиться. А как насчет чего-нибудь реального, а? Пусть, например, скажет, что любит меня!
Прошло всего полтора месяца, но я знала, что люблю его. Разве ему не пора уже тоже разобраться в своих чувствах? Вряд ли он уж совсем неспособен на любовь. Любил же он Блэр, черт его дери!
Новые слезы задрожали на моих ресницах. Из-за него я гроблю свою жизнь. Принимаю импульсивные, глупые решения, которые вот-вот разрушат всякую надежду на финансово обеспеченное будущее для Коула.
О боже… Коул.
Я же позволила этому парню втереться в доверие и к Коулу.
Кто так делает?
Кто играет в русскую рулетку не только с собственными чувствами, но и, блин, с чувствами своего ребенка?
Надо что-то делать, причем быстро. Мне нужно больше свободы, нужно пространство. И время, чтобы все пересмотреть, пока не стало слишком поздно.
Мне нужно увидеться с Кэмом.
При всем моем безумном тревожном беге те двадцать пять минут, которые ушли у меня на обычно сорокаминутный путь, показались вечностью, и, проходя мимо Дублинской улицы, я с трудом удержалась, чтобы не свернуть к дому Джосс. Возможно, и стоило бы обсудить все с подругой, возможно, это помогло бы прочистить мозги, но я боялась, что Джосс, играющая в команде Кэмерона, просто обзовет меня истеричкой.
Возможно, так оно и есть.
Где-то в глубине души я была совершенно уверена, что все так, но сейчас злость и паника пересилили логику.
Джосс, скорее всего, воспользовалась бы логикой, чтобы заговорить меня и переубедить. Но сейчас она пряталась от Элли: та совсем слетела с катушек с планами торжественного отмечания помолвки, которое должно было состояться через две недели. У Джосс уже мозги вскипали от предпраздничного угара Элли, и недавно на работе она сказала, что перестала открывать дверь днем. Пять недель планировать праздник? На месте Джосс я бы тоже пряталась.
Так что отговаривать меня было некому, и мои эмоции взяли верх и пошли вразнос. Я ворвалась в подъезд, загрохотала вверх по лестнице и до квартиры Кэма добежала, уже окончательно запыхавшись. Пожалуй, я колотила в его дверь несколько громче приличного.
— Господи И-и… — осекся Кэм, когда открыл дверь и обнаружил меня на пороге, растрепанную и почти задохнувшуюся. — Джо? Что ты… Почему ты не на работе?
Я осмотрела его с ног до головы: он выглядел каким-то нарядным — для Кэма. Футболка «Дизель», новая на вид и чуть более обтягивающая, чем обычные его майки, обрисовывала крепкие мышцы на сильном теле. А это что — неужели новые джинсы? Мой взгляд спустился к черным «ливайсам», и я почти с облегчением заметила, что сапогам Кэм не изменил. Почему он так полупарадно одет?
И выглядит просто потрясающе.
Мне стало так хорошо, когда он посмотрел на меня этими своими теплыми синими глазами, сейчас полными тревоги и участия.
— Джо? — Он отступил в сторону, пропуская меня в квартиру.
Мне хотелось припасть к Кэму, позволить ему прижать меня к себе, вдохнуть его запах, ощутить его губы на коже. Я хотела, чтобы так было всегда.
«Нет, черт тебя дери!» Я отпрянула, удивив его. Мне нужно пространство. Всякий раз возле него у меня мозги затуманивались и отключались.
— Что стряслось? — нахмурился Кэм.
Мне вдруг ужасно захотелось разреветься. Я удержалась, но смотрела куда угодно, только не на него.
— Я ушла с работы.
На мгновение между нами повисла тишина, потом он сказал:
— Так это прекрасно.
Мой яростный взор пригвоздил его к стене.
— Нет. Это не прекрасно, Кэм. Это, блин, совсем не прекрасно.
— Ладно, ладно, детка, успокойся. Очевидно, у тебя что-то случилось. — Он тяжело вздохнул и пробежался рукой по волосам. — И я сейчас это улучшу или испорчу. Мне нужно кое-что тебе сказать.
Покачав головой, я сделала шаг вверх по лестнице, к своей квартире.
— Я не хочу знать. — Я вдохнула поглубже, ища внутри себя силы произнести это. — Кэм, мне нужно подумать, нужна свобода.
Он выглядел настолько потрясенным, словно я ударила его.
— Свобода?
Я кивнула, остервенело кусая губы.
Потом глаза Кэма потемнели, все его лицо закаменело от подступающей ярости. Я стиснула зубы, когда он сделал угрожающий шаг ко мне.
— Свобода от меня? — (Я кивнула.) — Бред собачий, — прорычал он, протягивая ко мне руки и тут же отдергивая их. — Что за чертовщина случилась с тобой сегодня?
— Ты, — ответила я как могла спокойно.
Его глаза загорелись голубым пламенем. Мое спокойствие только подливало масла в огонь его ярости.
— Я?
— Я продолжаю принимать поспешные, опрометчивые решения и вести себя абсолютно эгоистично, и это несправедливо по отношению к Коулу.
Кэм заиграл желваками:
— Опрометчивые решения? Это я, черт возьми, опрометчивое решение? Ты это хочешь сказать?
— Нет! — крикнула я, приходя в ужас от боли в его глазах. — Нет. Я не знаю. — Я всплеснула руками, настолько запутавшись, что хотелось одного: чтобы пол разверзся и поглотил меня. — Ты… Мы… Ну что мы здесь делаем? Я все продолжаю ждать…
— Ждать чего?
— Того, что однажды ты проснешься, поймешь, как тебе все адски надоело, и уйдешь.
Очень напряженное молчание снова повисло между нами, и я смотрела с растущей тревогой, как Кэм пытается побороть свою досаду и огорчение. Наконец он посмотрел мне в глаза и тихонько спросил:
— Неужели я как-то создал у тебя впечатление, что просто тусуюсь с тобой? Боже мой, я же возил тебя к родителям, не говоря уж о том, что сделал сегодня. Этот бред сидит в твоей голове, и я его туда не клал. Так в чем дело?
Я снова всплеснула руками, в моих глазах заблестели слезы.
— Не знаю. Я ушла с работы, и злость на себя ни к чему не привела, так что мне пришлось разозлиться на тебя! Еще у меня месячные, так что я могу быть немного не в себе. — Я сглотнула слезы.
Его губы дрогнули, ярость с лица исчезла.
