— Тебе чего, мужик? По пятницам я не подаю.
— Моя фамилия — Елизаров, — представился незнакомец. — Знакомо звучит?
Егор нервно сглотнул.
— Ах, вот оно что! Ты… Вы — Валин отец? Да? Послушайте…
— Нет, — Елизаров шагнул вперед, и Егор вынужденно отступил внутрь гаража. — Послушай меня ты, щенок. Я хочу, чтобы ты знал одну вещь. Хотя тебе вряд ли уже удастся поделиться с кем-то своими знаниями… Ничто в этом мире не остается безнаказанным. Даже если закон остается глух, то находятся те, кто берет на себя его функции…
Егор отступил еще на шаг.
— Вы же не собираетесь меня убивать?
Вопрос был задан исключительно от отчаяния. Ответ на него молодой человек и так мог прочесть в глазах стоящего напротив него мужчины. Егор рванулся вперед, в надежде сбить Елизарова с ног и вырваться из гаража, но Владислав оказался готов к такому повороту событий. Его рука со странным самодельным оружием стремительно выскочила из кармана, и он резко ударил Егора по голове. Наотмашь. Брызнула кровь. Парень рухнул к его ногам.
* * *
— Двести четыре человека, — пробормотал Перегудов себе под нос, но сидящий слева у окна Сабуров отлично расслышал его слова. — Двести четыре… И это только число погибших. А сколько у них родственников? Как минимум цифра, помноженная на двое. То есть более четырехсот подозреваемых. Многовато будет… И при этом больше ни единой зацепки…
— И что же делать? — подал голос стажер. — Допрашивать каждого из них? Четыреста человек?
Перегудов отодвинул от себя список, полученный в авиакомпании, и откинулся на спинку стула. Забросил руки за голову и сцепил их в замок. Потянулся. Действительно, вчера «Русский Размер» помог ему уснуть. Отличная водка.
— Не знаю, Володя, не знаю, — честно признался сыщик. — Допрашивать четыреста человек — это, конечно, глупо. И нерационально. Мы и за год с тобой не управимся… Можно исключить из этого списка женщин, так как мы уверенно можем сказать, что Лерайского и Кулемина убил мужчина. Исключим детей, стариков… Попробуем составить психологический портрет убийцы. Возможно, это тоже поможет нам в некоторой степени сузить круг подозреваемых. Но все равно… Остается слишком много. Убийцей может быть любой из них, — Перегудов постучал пальцем по лежащему на столе списку.
— Тогда что же получается, Виктор Алексеевич? Глухарь?
— Не хотелось бы, — Перегудов поморщился. — Меня уже сегодня с утра вызывали на ковер к начальству. Шеф интересовался, как продвигается расследование.
— Ну, а вы что?
— А что я? Сказал, как есть. Список этот показал. Только кто меня слушать станет. Им план подавай, Володя. И убийцу, естественно. Раскрываемость должна быть на уровне.
Сабуров не стал задавать новых вопросов. Он прекрасно видел, что Виктор Алексеевич сегодня не в духе. И, как ему казалось, дело тут было не только в четырехстах подозреваемых. Перегудова подтачивало что-то еще. Он был весь в себе. Стажер поднялся со стула и включил электрический чайник. Перегудов даже не посмотрел на него.
— Свяжись-ка с психологами, Володя, — попросил сыщик после непродолжительной паузы. — Сидеть тут и жаловаться на жизнь, как бабки старые, мы тоже не можем. Надо двигаться. Потихоньку, но двигаться.
— Будем составлять психологический портрет?
Перегудов развел руками.
— Ничего больше мне пока в голову не приходит. — Он помолчал с минуту и добавил: — Надо еще раз просмотреть свидетельские показания, а ближе к вечеру смотаюсь в Нижние Сосенки. Ну, не могло так быть, чтобы его никто не видел. Не привидение же он, в самом деле…
— Не привидение, — согласился Сабуров.
Щелкнул чайник, и стажер старательно разлил кипяток в две пузатые чашки. Затем бросил в них по пакетику чая. Себе — зеленый, Перегудову — черный. Пока чай настаивался, Сабуров вернулся к столу, придвинул к себе телефонный аппарат и, по совету сыщика, принялся вызванивать психологов.
* * *
В два часа Елизаров был уже дома. Повесил в прихожей плащ, прикрыл его своей старенькой курткой, в которой обычно занимался ремонтом машины, и первым делом прошел в комнату дочери, но Вали там не оказалось. Елизаров нахмурился и медленно прикрыл дверь в ее комнату.
Марина сидела в гостиной и просматривала газету. В последние дни это стало для нее наиболее частым времяпрепровождением. Хотя Владислав готов был поспорить, что жена и половины не запоминает из прочитанного за день.
— Где Валя? — спросил он с порога.
Марина оторвалась от газеты и сняла очки.
— Она в институте.
— В институте? — Елизаров был удивлен. — Мы ведь, кажется, с ней договаривались, что она какое-то время…
— Да, я знаю. Но Валя в итоге решила, что так будет лучше. И я с ней согласна, Влад. Невозможно спрятаться от самой себя. И нужно жить.
Елизаров вздрогнул, но Марина не заметила этого. Не заметила, что ее последняя фраза почему-то больно уколола его. Зрачки Владислава сузились.
— Ты права. И во сколько она вернется?
— Думаю, как обычно. Где-то через час.
— Хорошо, — Елизаров заставил себя улыбнуться. — Я пойду перекушу. Проголодался что-то. Не хочешь составить мне компанию?
— Нет, я сыта.
— Ну, как знаешь.
Он развернулся и направился в кухню.
— Влад?
Елизаров повернул голову.
— Да?
— Я тут наткнулась на интересную заметку в газете, — Марина спустила ноги с дивана, но вставать не стала. Поставила босые ноги на ковер и продемонстрировала мужу зажатую в руках газету. — Помнишь тех двух диспетчеров, которых уволили после катастрофы?.. Ну, когда погиб Сережа.
— Помню. И что? — взгляд Елизарова закаменел.
— Их убили. И того, и другого. Один журналист осветил этот момент небольшим абзацем в криминальной хронике. Высказывает предположение, что это мог сделать кто-нибудь из родственников погибших. На почве мести.
Ни один мускул не дрогнул на лице Владислава. Даже после того, как Марина закончила говорить, он продолжал стоять в той же позе и открыто смотрел ей в лицо. Однако мысли роем неслись у него в голове. Зачем она ему это сказала? Подозревает? Считает, что это может быть он? Проверяет его крепость духа?
Марина сидела и ждала его реакции. Нужно было что-то ответить.
— Очень может быть, — сдержанно бросил Елизаров. — И мне ничуть их не жалко. В конце концов, они были причастны к гибели нашего сына. Кстати, эта твоя заметка в очередной раз доказывает верность моей гипотезы.
— Какой гипотезы, Влад?
— Что правосудие все-таки существует… Высшее правосудие. И никому никогда не удастся его избежать. А я, с твоего позволения, пойду и поем, Мариночка.