— Понятно. А ты действительно хочешь увольняться?
— Да хочу… Надоело уже. Я, дурак, с завода уволился. Радиоприборы делали. Напился и пришел так к начальнику. Приятели рассказывали, что я даже сел к нему на стол. Песни пел. А я не помню. Хоть убей. А мне и по специальности было, и корки у меня есть. Ну, в общем, я сюда временно устроился… Хочешь, приходи завтра в домоуправление. Сразу и переоформим. Я решил, пойду снова на завод. А не получится, все равно буду другую работу искать. Так что — смотри…
— Ну, в общем… — Елизаров сделал вид, что гасит в себе последние колебания. — Мне вроде подходит… Давай! Завтра устраиваюсь. А ты, может, покажешь, что здесь, как? Вентиля какие, переключатели…
— Только не сейчас. Давай завтра, когда придешь. А то днем жильцы могут возмущаться, что у меня посторонние, мол.
— Ну, буду считать, что мне повезло. А выпить? Как? За встречу?
— Давай, — охотно согласился консьерж. — Только когда? Сейчас нельзя. Жильцы заметят.
— А я вечером приду. Заодно и покажешь все свои краны и переключатели. А?
— Годится. Только вечером — это когда?
Неожиданный и благоприятный поворот событий внес в планы Елизарова определенную ясность.
— А вечером тут кто-нибудь ходит? — спросил он.
— Ну, как сказать. После двенадцати редко. Так, только молодежь бывает. А ночью я, честно говоря, сплю. Это по секрету.
— Я в двенадцать приду, нормально? Все равно по гостиницам болтаюсь. Меня, кстати, Олег звать.
— Игорь, — представился консьерж и уже с видом заговорщика добавил: — Буду ждать.
Мужчины попрощались, и Елизаров вышел из подъезда.
* * *
Машина сыщика медленно ползла по центральным улицам города. Перегудов еще раз мысленно перебрал материалы заключений экспертов, припомнил обстоятельства всех трех убийств.
И всякий раз его мысль возвращалась к семье Елизаровых.
Очевидная связь между убийствами двух диспетчеров и Егора Старцева вызывала у Перегудова определенные догадки о причастности этой семьи ко всем происшествиям. Вернее, одного из членов семьи…
Перегудов готовился к встрече. К этому времени они вместе с Сабуровым определили друзей Егора Старцева. Такие же мальчики-мажоры: Андрей Савельев, Тимур Ромащенко и Павел Бобров. Ладно, надо сосредоточиться. Не раз по долгу службы встречаясь с родственниками, переживающими трагическую утрату близких, он знал, что главное самому сохранять ровное, спокойное состояние. Но случай с семьей Елизаровых вызывал у следователя непреодолимое волнение.
Наконец он добрался до нужного ему дома. Здесь жили Елизаровы.
Дверь открыла женщина, в которой Перегудов без труда узнал мать семейства. Ее темно-каштановые волосы были слегка растрепаны. Аккуратный домашний халатик, запахнутый на манер японского кимоно, был ей, как показалось Перегудову, великоват. Марина Сергеевна, на его взгляд, неплохо держалась. Она даже попыталась растянуть губы в некое подобие улыбки.
— Здравствуйте. Я из прокуратуры… — начал Перегудов.
— А! К нам сейчас часто приходят. Мужа дома нет, — безучастно сообщила женщина.
Ее речь звучала монотонно и тихо.
— А вы — супруга Владислава Елизарова?
— Да.
— Можно пройти? — спросил Перегудов.
— Ах да, извините. Конечно… Проходите.
Марина Сергеевна посторонилась, приглашая сыщика в дом, а сама, не дожидаясь, пока он снимет обувь, пошла в зал.
Перегудов последовал за женщиной. Он обратил внимание, что дверь в одну из комнат закрыта. Из-за двери доносились глухие звуки знакомой Перегудову компьютерной игры.
Гостиная, куда Марина Сергеевна привела Виктора Алексеевича, выглядела пустынной. Ничего лишнего. Все вещи были прибраны, и только стол с беспорядочно скученными на нем пузырьками с медицинскими препаратами, тонометром и пачками таблеток сразу привлек внимание сыщика. Марина Сергеевна взяла со стола один из пузырьков, откупорила его и, достав таблетку, запила ее водой из стакана, который стоял на столе. Затем она подошла к дивану и присела. Сыщик занял место напротив, в кресле. Теперь Перегудову была видна другая половина комнаты. Рядом с сервантом на журнальном столике стояли две фотографии. Черно-белая фотография с изображением мальчика лет десяти-двенадцати в черной рамке и другая — цветная, на которой тот же мальчик, только постарше, был запечатлен в объятиях молодой высокой девушки. Девушка, обеими руками обняв мальчика, прижала его к себе. На столике рядом с фотографиями лежали три надломленные спички…
— Я вынужден вас спросить вот о чем. Вчера был убит Егор Старцев… Я расследую это убийство. Этот молодой человек обвинялся… — следователь замялся, подбирая слова, но женщина его опередила.
— Я вас поняла. Можете не объяснять. Я знаю, кто это, — кивнула она.
— Марина Сергеевна, скажите, а что вас заставило забрать заявление из милиции? Может быть, у вас были какие-то опасения?
— Забрать?.. — рассеянно повторила Елизарова. — Я… Я не знаю, всем муж занимался…
— А где сейчас Владислав Всеволодович?
— Ушел куда-то…
— Простите, Марина Сергеевна… Скажите, а ваш муж сильно изменился после… после той катастрофы?
Женщина бессмысленно перемещала взгляд с предмета на предмет, затем на следователя и молчала. Перегудов только сейчас внимательно рассмотрел ее лицо. Остекленевший ледяной взгляд резко контрастировал с искаженной улыбкой, которая так и не сошла с лица Марины Сергеевны.
— Я знаю, что у вас в авиакатастрофе погиб сын. Как ваш муж пережил трагедию? — повторил Перегудов. — Может быть, вы замечали какие-то изменения в его поведении за последнее время?
Марина Сергеевна непонимающим взглядом продолжала смотреть на следователя.
— Он держится, — машинально сказала она.
— Может быть, он что-то рассказывал?..
— Нет. Он ничем не делился.
— И ничего странного в его поведении за последнее время вы не замечали? Ну, может быть, он выпивает? Или, наоборот, уходит в себя? Какие-то телефонные разговоры…
— Нет, я не видела, чтобы он пил. Ничего такого, — безучастно отозвалась женщина.
— А ваша дочь, она дома?
— Да. Она у себя в комнате.
— Скажите, среди ее знакомых есть какие-то люди, которые могли бы… Ну, знаете, вступиться, что ли, за нее?
— Ну да, у нее много друзей. Порядочные ребята. А она вот — ошиблась… — неожиданно мать всхлипнула, и Перегудов впервые заметил у нее в глазах живое выражение. — Вы, наверное, имеете в виду, мог ли кто-нибудь пристрелить этого подонка? Нет. Не думаю…
— Вы не будете возражать, если я встречусь с ней?
