— Задавай.
— Этот человек в лазарете… которому я передал конверт с посланием, он посвященный? Прежде я его не встречал.
— Тебе не следовало бы этого знать, но я отвечу, — после некоторой паузы заговорил Великий Магистр. — Этого человека зовут Антон. А встретиться ты с ним не мог потому, что он прошел только вторую ступень посвящения, а ты уже поднимаешься на четвертую.
— Теперь понимаю.
Бывший прапорщик хотел сказать что-то еще, но Великий Магистр настороженно спросил, кивнув ему за спину:
— Что это за человек? Ты его знаешь? Он смотрит сюда.
— Где, учитель? — Посвященный повернулся, стараясь рассмотреть в глубине темных улиц постороннего.
Момент был благоприятный. Великий Магистр резко опустил вниз правую руку, и тотчас в его ладони оказался испанский стилет. Великий Магистр с заметным усилием, стараясь преодолеть сопротивление ребер, всадил острие в печень посвященного. Прапорщик дернулся и, теряя силы, стал медленно заваливаться назад. Великий Магистр, слегка нагнувшись, придержал тело и аккуратно положил его в тень ограды.
Великий Магистр осмотрелся. Никого. Сгустившаяся темнота скрыла это злодеяние. Зябко поежившись, он походкой праздного гуляки направился вдоль улицы.
* * *
Чертанов еще надеялся, что дежурный объявится. Как выяснилось, он и раньше пропадал, правда, подобное случалось редко, и исчезал он обычно ненадолго, на каких-то два-три дня. После чего возвращался на службу покаянный, с опухшей от нешуточного пьянства физиономией. И начальник Бутырской тюрьмы, приходившийся ему каким-то дальним родственником, периодически прощал ему эти мелкие шалости. Если коридорный объявится в этот раз, то ему уже не отделаться традиционным взысканием, каких за долгое время службы у него накопилось не один десяток. В этот раз будет нечто посерьезнее. Скорее всего, пнут под зад коленом на жалкий пенсион, а то и вовсе оставят безо всякого пособия. Единственное, что ему останется, так это идти куда-нибудь в охрану. Да и то еще большой вопрос, возьмут ли? Во-первых, подпирает возраст, а во-вторых, похмельный синдром наложил на его лицо такой серьезный отпечаток, что смыть его невозможно даже живой водой.
Однако с каждым днем становилось ясно, что прапорщик исчез. Исчезла последняя ниточка, которая могла привести к маньяку. Оставалось много вопросов, один из которых — каким это образом ему удается проникать за высокие стены и воздействовать на людей? Что это, магия? А может быть, гипноз?
Когда уже не осталось шансов увидеть коридорного живым, Чертанов взял сводки неопознанных трупов за последнюю неделю. Люди гибли на автомагистралях, умирали на вокзалах, горели, тонули, погибали в драках. Ему пришлось пролистать список в несколько десятков трупов.
Чтобы не тратить много времени на поиски, список следовало отсортировать — женщины, разумеется, отпадали сразу. Мужчин было много, притом того возраста, который интересовал Чертанова: от сорока до пятидесяти лет. Умирали они в своем большинстве как-то уж очень глупо. Так, например, трое купили с рук паленую водку и в приятном возбуждении расположились в тихом скверике. Выпив по сто граммов, уже более не поднялись, так и остались здесь до появления санитаров из морга.
Еще шестеро погибли на поминках. Как выяснилось немного погодя, у хозяйки не нашлось соли, и тогда кто-то додумался притащить с балкона банку с каким-то белым содержимым, очень напоминавшим по внешнему виду соль. Это оказалась какая-то серьезная отрава для тараканов. На поминках умерло шесть человек, двоих опознали сразу, они были родственниками покойного, а вот четверо оказались без документов. Не знали их и присутствующие. Но, судя по тому, как они держались, становилось ясно, что гости были залетные, специализировавшиеся на обедах во время поминок. Такие люди существовали всегда, при любой власти и при любом режиме. Но в последнее время их расплодилось особенно много. Кроме обыкновенного любопытства, что гложет каждого из них — послушать да посочувствовать, — предоставлялась возможность плотно поесть. Вот, правда, хлебушек оказался ядовитый.
Про бомжей и говорить нечего. Они умирали каждый день: на вокзалах и запасных путях, в переулках и подъездах. Но эта категория не в счет! Из всего списка покойников по описанию никто не походил на коридорного.
Ага! Вот человек, которого нашли у забора заброшенной стройки, неподалеку от Казанского. Дудыкин Федор Григорьевич. Хм… Странно. Почему же тогда он числится в списке неопознанных трупов? Напротив его фамилии стоял большой вопросительный знак. Интересно, что бы это могло значить?
Чертанов поднял трубку телефона и набрал номер отдела регистрации несчастных случаев.
— Пахомыч? Это Чертанов звонит. Я тут к тебе по поводу списка, который ты мне прислал.
— Что-нибудь нашел? — в голосе Пахомыча послышалась заинтересованность.
— Пока ничего определенного… Ты вот мне что скажи, каким образом в список неопознанных попал некто Дудыкин?
— А-а, — понимающе протянул Пахомыч. — Считай, что его в этом списке нет. Труп криминальный… А потом, не все понятно с его фамилией. Я тут ради любопытства попробовал пробить тот адресок, что у него в паспорте значится, так оказалось, что эта деревенька уже лет двадцать как снесена! А Дудыкин этот вовсе и не Дудыкин. Настоящий-то уже года три как с перепоя помер. Теперь вот и этот.
— Да-а, невезучая фамилия, — сдержанно согласился Чертанов. — А как его убили?
— Ножом в печень. Одного раза хватило, работал специалист.
— Где он лежит?
— В морге Первой градской больницы, — без запинки сообщил Пахомыч.
Пахомыч был личностью уникальной. В своей небольшой голове, очень похожей на высохшую дыню, он держал едва ли не всю картотеку бюро регистрации несчастных случаев.
— Ладно, спасибо, — поблагодарил Михаил и положил трубку.
Через полтора часа Чертанов был у здания морга. Неприветливое одноэтажное здание. От него веяло холодом, и это несмотря на летнюю жару. На территории морга было по-кладбищенски тихо.
Заведующий отделением был предупрежден о его визите, а потому, когда он распахнул дверь, дюжий санитар поинтересовался:
— Вы майор Чертанов?
— Да.
— Заведующий отделением велел мне показать вам… прибывших.
Михаил обратил внимание, что санитар постарался избежать слова «мертвецы». Подобрал словечко поделикатнее. Похоже, что в храме мертвых не принято было говорить о смерти.
— Что ж, пойдемте, — согласился Чертанов.
Прошли в зал морга. Помещение удивило Чертанова какой-то помпезностью. В три ряда, будто жертвенники, расставлены мраморные столы, на которых, скорбно сложив руки на груди, лежало шесть покойников. Двое из них были укрыты куцыми белыми простынями с серыми пятнами грязи. Над ними уже изрядно поколдовали местные жрецы, а вот четверо еще оставались в своей одежде, нетронутыми, и терпеливо дожидались своей очереди.
