«Ульк!» — подсказывает читатель.
Ну что ты, дорогой! Пошто зря душу травишь? Ведь особого тоста нет. Какое же тебе «ульк!»?
«Неужели вы не выпили свой третий стакан?» — волнуется читатель.
Ну, насчет этого можно не волноваться. Свой третий стакан мы, конечно, выпили. Но… без восклицательного знака. То есть без особого восторга и ликования.
Правда, жигулевское эхо каким-то удивительным образом все же всколыхнулось. Само по себе, по собственной инициативе.
— Улю-лю-лю! — разбойничьим гулом отозвались седые Жигули.
Что это означает?
* * *
На следующий же день мы собрались в «Утесе» на экстренное и чрезвычайное заседание.
Все буквально кипели. Как вулкан Везувий при виде целой и невредимой Помпеи. Как герой древней Эллады Геракл, не успевший пересчитать кому-нибудь зубы или ребра. Как нынешний москвич, которому официант не выдоил до конца бутылку коньяка, оставив на дне целых пять капель.
Да что они, в самом деле, себе позволяют! Эти женсоветы, педсоветы, муниципалитеты и прочие колдыбанские веты-теты. С ума все сошли! Да еще публично. Коллективно. Демонстративно.
— Сходить с ума публично категорически запрещается, — засвидетельствовал средневолжский Мегрэ — Самосудов. — Это выходит за рамки Уголовного кодекса. На моем участке подобных фактов сошествия с ума не случается даже тогда, когда я репетирую на милицейском свистке Вторую рапсодию Листа.
— В моем помывочном отделении, — заверил местный Рембрандт — Безмочалкин, — даже во время учений по линии МЧС, когда одновременно выключаются вода, свет и намыленным гражданам дается команда в течение одной минуты эвакуироваться на улицу, и то не сходят с ума коллективно. Только каждый в одиночку!
— Или взять моих второгодников! — вскипел и наш Эйн штейн — Молекулов. — Даже они, когда срывают урок директрисы Рогаткиной, сходят с ума не демонстративно, а под предлогом, что их всех перекусала бешеная собака.
— Пусть моя невеста хорошенько задумается, — подал голос и Ромео Колхозного тупика Роман Ухажеров. — Что, если и мне взбредет в голову сходить с ума во время медового месяца? Ну?
Словом, мы были так возмущены странным поведением колдыбанских всех и вся, что решили вызвать к ним лично главврача городской психбольницы Недотепкина. Дабы он упрятал их в стенах вверенного ему медучреждения. Прямо в палату номер шесть.
— Как пить дать! — воскликнул хором «Утес».
Колдыбанские былины с абсолютной достоверностью и точностью утверждают, что всего полшага отделяли истинных колдыбанцев от барной стойки и она уже чувствовала себя в их родных объятиях, как вдруг…
Дверь подсобки распахнулась. И все увидели… Геракла.
— Где мой друг Лука Самарыч? — вопил Геракл, будто его искусал уссурийский тигр или еще хуже — Колдыбанская муха. — Куда вы его подевали?
— Геракл Зевсович! С какой стати и вы взялись умничать, то есть сходить с ума? — удивились удальцы-философы. — У вас-то, слава олимпийским богам, в голове совсем нет извилин.
— Что касается вашего любимого Луки Самарыча, то он уже не «где», а нигде. Как говорится, был да сплыл.
— Вниз по течению. Прямо до Астрахани. А может, вверх. До самой Москвы.
— Впрочем, Луку Самарыча с места не сдвинешь. Скорее всего, где лег, там и лежит. Как на диване. Может, даже с газеткой. Но… на дне.
— Сплыл, — передразнил «истбанцев» Геракл, ничуть не смутившись. — Ну и что! Олимп спрашивает вас: почему Самарыч до сих пор не всплыл?
Олимп еще осмеливается допрашивать нас. Как вам это нравится?
— Геракл Зевсович, а что же хваленые ритуальные услуги по-олимпийски? — ехидно поинтересовались колдыбанцы. — Почему богиня Ника не подхватила Луку Самарыча к себе на колесницу в тот момент, когда он утопал?
— Ха! — ощерился полубог. — Ваш Самарыч не утопал, а утопал под воду. Как будто к теще на блины спешил. Хоть бы два раза булькнул. Богиня Ника даже за волосы ухватить его не успела.
— Да, плавает наш атаман топором, — признали соратники героя. — Но ведь сейчас он преспокойно лежит на дне. Почему Ника не подберет его сейчас?
— Ха-ха! — развеселился Геракл. — Станет олимпийская богиня искать какого-то колдыбанского жлоба под водой! От Астрахани до Москвы на золотой карете разъезжать? Да знаете ли вы, селедки под шубой, сколько стоят акваланги для олимпийских лошадей?
— Короче, колхозаны, вынь и положь Самарыча! — рявкнул олимпийский «толкач». — Мне приказано без Самарыча не являться. А значит, мои дорогие андерсены и братья гримм, дать пить — всегда пожалуйста, но… только через мой труп.
Ну тогда, конечно, делать нечего.
— Ладно, Геракл Зевсович, — сказали мы. — Можете доложить Олимпу, что ваш соперник Лука Самарыч всплывет. В самое ближайшее время.
— Как? — взмолился любопытный сын Зевса. — Каким образом?
— Военная тайна, — по-полковничьи пояснили колдыбанцы. — Но именно так, как вы хотели. — Через ваш труп.
— Но я же бессмертный, — захныкал полубог.
— Тем не менее бессмертие Луки Самарыча будет для вас просто убийственным, — пообещали колдыбанские удальцы.
— За возвращение Луки Самарыча! — провозгласил радостный Юрий Цезаревич.
— За! — согласился «Утес». — За Самарыча!
— Ча-ча-ча! — забыв про седины, молодым аргентинским ковбоем откликнулись возликовавшие Жигули. Ульк! Остается добавить, что быль почти полностью совпадает с былиной-легендой. Разве что только Геракла на самом деле не было. Но это подробности для Гомера…
Теперь по существу.
Как вы помните, мы вознамерились упрятать в психбольницу весь Колдыбан. Хорошая мысль, ничего не скажешь. Но она озарила нас после первого стакана. После второго стакана наша мысль, как и положено, потекла еще шире и глубже. Мы решили, что смирительная рубаха в качестве ширпотреба — это, конечно, истинный писк моды, но… Чуть-чуть по-генеральски. И немного по-купечески. И совсем уж по-дворянски. Одним словом, по-московски. Не то Запад, не то Восток…
Опять же, отчего безумствует Колдыбан? Не Москва ведь довела его до такого зигзага, а наша удивительная игра. Поэтому неудивительно, что все и вся завелись на сто проектных мощностей. Дескать, вы наигрались, а теперь и мы хотим. Мы — тоже потомки лихих волжских атаманов, нас тоже тянет загнуть на двести, на пятьсот, а с разгона и на всю тыщу градусов.
Умри, но верни им Луку Самарыча с того света! Ничего не скажешь: лихой поворот. Куда же после этого будет выплывать родимый Колдыбан? Впрочем, всё по порядку. Сейчас наш ход!
«Что это означает? — удивляется столичный аналитик. — Уж не означает ли это, что вы и вправду возмечтали даровать Луке Самарычу бессмертие?»
Совершенно верно, московский Гегель, он же — Фейербах. Почему бы и нет? Олимп, понимаешь ли, имеет своего бессмертного героя, а Колдыбану — заказано?
