СТЕКЛОТАРОВ. Товарищ баба… Или теперь не товарищ? (Химикатову.) Вице-дрице, какая сейчас шлица?
ХИМИКАТОВ. Согласно официальным установкам вводятся дореволюционные обращения: господин, госпожа, господа.
СВЕРЧКОВ. Сокращенно: г-н, г-жа, г-да.
СТЕКЛОТАРОВ. По-тургеневски, по-сержантски… Г-жа баба, а кто персонально ваши зрители? Вижу, вижу: уже зашевелились… Да, это гда… Желаю, напутствую, заранее испытываю необъяснимый страх.
МИЗИНЧИКОВА. Не первый раз… и не последний… (Приняла театральную позу.) Сценическая свобода является исполнением заветной мечты каждой актрисы-героини с ее вечной темой любви. Музыка, блюз!
Звучит музыка. Мизинчикова церемонно приглашает на танец Сверчкова.
МИЗИНЧИКОВА. Ну герой! Только без интеллигентского кукиша.
Танцуют.
МИЗИНЧИКОВА. Демократия дает небывалые возможности для раскрытия женской натуры. (Начинает раздеваться.)
СВЕРЧКОВ (ликует). Какая натура!
СТЕКЛОТАРОВ. Г-жа героиня! Что вы делаете?
МИЗИНЧИКОВА. Освобождаюсь от тяжкого груза ошибок.
СТЕКЛОТАРОВ. А это не того… не пере?
МИЗИНЧИКОВА. Это сцена с раздеванием.
СТЕКЛОТАРОВ. Зачем, почему, на каком диване… фу, основании?
МИЗИНЧИКОВА. Так свобода же. (Начинает раздевать и своего партнера.)
СТЕКЛОТАРОВ. И Гамлета на диван?
МИЗИНЧИКОВА. Я вовлекаю его в демократический процесс.
СВЕРЧКОВ. Наша демократия. Раздет сам — раздень другого.
Скрываются за ширмой. Оттуда Сверчков появляется уже наполовину Адамом. Мизинчикова устремляется к Химикатову.
СВЕРЧКОВ (не без ревности). Это же злодей!
МИЗИНЧИКОВА (увлекает Химикатова в танец). Прежде всего — демократ!
СТЕКЛОТАРОВ (глядя на них). О-о-ох. Запрещаю… Разрешаю… А-а-а… махнем рукой.
ХИМИКАТОВ (растрогался). Мне хочется плакать! Третий раз в жизни. Первый раз я плакал, когда увидел в цирке танцующих верблюдов…
МИЗИНЧИКОВА. Это еще не цирк. (Оставляет Химикатова, делает реверанс Стеклотарову.)
СТЕКЛОТАРОВ. Нет! (Отмахивается.) Склероз… ишиас… ветеран…
МИЗИНЧИКОВА. Прежде всего поборник демократии… Полечку. Полегонечку. И-раз… (Танцуют.) Где ишиас?
СТЕКЛОТАРОВ (завелся, даже притопывает). Ишиас… вот здесь. (Тычет Мизинчикову чуть ниже поясницы.) Смотри-ка ты! У Евы, оказывается, не только грудь колесом… Что значит демократия!
МИЗИНЧИКОВА. А-а-ах! Сбылась заветная мечта. (Приглашает жестом всех своих коллег.) Теперь все вместе! Назло шекспирам и другим врагам демократии. Из-за какого-то несчастного треугольника — столько драм и трагедий! А у нас — пожалуйста: четырехугольник… равнобедренный. (Поводит бедрами во все стороны.) Все равны и всем весело.
Ее партнеры изображают восторг.
МИЗИНЧИКОВА (по очереди каждому). Лю… бэ… лю… Теперь вы меня! Лю! (Поцелуй.) М-м-м… Бэ! М-м-м… Лю! М-м-м…
Кажется, все наконец-то утомились.
СВЕРЧКОВ. И вся любовь. Уф-ф…
МИЗИНЧИКОВА (снисходительно). Копия — мои мужья. Первый тире остальные… А публика? (В зал.) В зале есть демократы? Вы? Лю… И вы? Бэ… Вы тоже? Лю… (Сыплет во все стороны воздушные поцелуи.) Даешь демократический многоугольник!
СТЕКЛОТАРОВ. Товарищ баба, в смысле гжа! Пере-допе-ре!
МИЗИНЧИКОВА. Раздеваются все!
СТЕКЛОТАРОВ. Гын Гамлет! На Офелию… ну, на амбразуру!
МИЗИНЧИКОВА. Демократия для всех! Чтобы мне замужем не быть.
СВЕРЧКОВ. Стоп! Быть или не быть — мой вопрос. Бы-ы-ыть или не бы-ы-ть? (Перекричал бедную женщину.)
МИЗИНЧИКОВА (жалуется). Чего он голосит, как баба?
СТЕКЛОТАРОВ. Гжа героиня, прошу соблюдать очередь на демократию. Вы отоварились… фу, оталонились… ага, надемократились. Другие тоже свободы хотят… пока еще не по талонам…
ХИМИКАТОВ (Сверчкову). Напоминаю, герой хороший: ваша вечная тема — поиск правды. Халтуры не допустим!
СТЕКЛОТАРОВ. Гын Гамлет! Прошу искать правду. Ярко, выпукло. Кукиш можете не прятать. Свобода.
СВЕРЧКОВ. Правда… (Театрально.) А собственно, в чем вопрос? Правды у нас — завались. В нашем газетном киоске, например. Вся в кавычках, но зато в большом ассортименте. Дряхленькая «Правда», то есть партийная. «Рабочая правда», «Крестьянская правда» и даже «Коммерсантская»… Правда, интеллигентской «Правды» нет. Пока не вышла. Очевидно, потому, что не вышла лицом.
МИЗИНЧИКОВА. Ну пошел философствовать!
СТЕКЛОТАРОВ. Гын герой! Философия — это того… облака. Спускайтесь.
СВЕРЧКОВ. Правда бывает горькая. Сладкой правды почему-то нет. Ну и ладно: пусть горькая. Главное — чтобы не меньше сорока градусов. Если сорок пять, то сойдет и полуправда. Ноль пять то есть. (Демонстрирует бутылку.) Но лучше, конечно, правда ноль семь. Совсем хорошо — литровая. Лучше некуда — четверть. Наша правда!
ХИМИКАТОВ. Под кого он работает? Сам же уверял, что его публика — женщины.
СТЕКЛОТАРОВ. Гын Гамлет, прошу работать под женские низы.
СВЕРЧКОВ. Так я туда и клоню. Неуклонно. Но… наши зрительницы любят с подходом, с поворотом, с изюминкой. Итак… Бывает всякая правда, но я нашел свою. Самую свободную правду. Это та правда, которая… в разводе и навсегда освободилась от всех былых иллюзий. Ей не надо врать. Она хорошо знает, что нынешний гусар — это тот еще гусь, улан — так просто мужлан, а гренадер в любую минуту готов дать хорошего деру… Всю правду знает и обо мне моя зрительница, но… все же аплодирует и даже кричит: «Бис!» Ну и я ей: «Браво!» Пусть не без греха моя возлюбленная, зато загляни ей в глаза. Вся правда там. В загс не потянет. На алименты не подаст. В холодильнике всегда бурый медведь. Ты только будь истинным правдолюбцем! (Смотрит в зал.) Правда? Ну! Тьмутараканская правда-разведеночка! Лучшая в мире! Прошу любить и жаловать!
МИЗИНЧИКОВА. Поздравляю! (Делает реверанс дамочке, которую высмотрел Сверчков.) А все остальные — лишние? Хороша демократия. Для избранных.
СВЕРЧКОВ. Ничего подобного! Правда-разведеночка не ревнивая… Можно переглянуться с вашей правдой-подружкой? Ах, это правда-сестра! Очень приятно! А это, кажется, правда-дочка. Не ваша? Не беда. Главное — уже в разводе… Угадал? Поздравляю. Хотите, я и вам всю правду?.. Что? К вам правда-тетка приставлена? Ну и хорошо. Пусть будет и правда-тетка… И правда-бабка еще есть? Отлично. Есть такие бабули — всю правду забудешь…
МИЗИНЧИКОВА. У, дамский угодник! (Не может больше сердиться на него.) Копия — мой пятый муж. Ведьме зубы заговорит.
