Говорят, что вдохновленный Краснощеков приступил к экспериментам по созданию очередного сенсационного учения — «Об истинном братстве». Теперь он хочет научно доказать, что если пойти дальше третьего стакана, то можно достичь не только всеобщего равенства, но и братства, о чем так страстно мечтали либеральные мыслители прошлого. Истинное братство, согласно гипотезе Краснощекова, должно систематически наступать после четвертого стакана.
— Что все это означает? — снова вопросил критик, а равно крытик (от слова «крыть»), и продолжил перечисление сенсаций.
Если откровенно, то они нас вовсе не шокировали. Наоборот, показались весьма забавными. Мы даже вознамерились было немного похохотать, похлопать в ладоши, а заодно поинтересоваться, что судачит народ про нашего дубового истукана. Не зарится ли он, деревянный донжуан, теперь на москвичек? Об этом хорошо бы знать заранее. Сами понимаете, столичные львицы — это вам не уральские овечки и козочки. Прежде чем их спасать, неделю надо посидеть на диете. На мясной, усиленной. А то и советы некоторые в журнале «Плейбой» поискать. Например, в каком галстуке джентльмен должен являться на ужин с дамой, если за этот ужин расплачивается она. Подобным тонкостям этики столица придает большое значение…
Мы вознамерились было, но вовремя заметили, что аналитик-крытик-нытик строго хмурится.
— Лука Самарыч! — поспешно загалдели мы. — Всё это небылицы, вымыслы и домыслы. Мы их запросто опровергнем. Буквально сию же минуту.
Флагманский столик тут же и разъяснил, как это можно запросто осуществить.
— С помощью милицейского свистка, — пообещал Самосудов. — Милицейский свисток заглушит не только всякие враки, но и всякую правду.
— Отключение воды во время помывки — тоже проверенный метод, — заверил Безмочалкин. — Даже самые говорливые в один момент становятся немыми.
— А надписи на заборах и в общественных туалетах в духе тех, которыми прославился мой шестой «А» класс! — воодушевился Молекулов. — Все небылицы в сравнении с такими надписями просто-напросто померкнут.
— В запасе есть еще и Большая Академическая Энциклопедия, — напомнил Профанов. — Стоит только показать ее любому нормальному человеку — и он сразу взмолится на коленях: «Ничего не хочу знать! Даже слухи».
— Ну и, наконец, я могу завтра же сделать предложение Рогнеде Цырюльниковой, — расхрабрился вечный жених Ухажеров. — Тогда Колдыбану станет не до сплетен. Все только и будут говорить о том, какое счастье выпало Рогнеде.
Убедительная программа. Однако наш супернытик не успокоился.
— О мои единомышленники и соратники! Я еще не сказал главного. Знаете ли вы, что говорят в Колдыбане о вашем предводителе — бесстрашном и благородном Луке Самарыче?
Мы широко разинули рот. От любопытства, а равно от предвкушения удовольствия. И земляки не обманули наших ожиданий. Оказывается, весь Колдыбан сплетничает на предмет того, зачем ночной сторож, дважды инвалид Хлюпиков затеял удивительную геройскую эпопею по спасанию эпохи. Все сходятся во мнении: затеял он всю эту эпопею для того, чтобы заполучить третью инвалидность. Правда, далее начинаются жаркие дебаты. Одни считают, что третью инвалидность, впервые в истории человечества, Хлюпикову дадут «по вредности геройского производства». Другие полагают: по вредности самого героя. Но в конце концов все опять сходятся на том, что эта удивительная и совершенно особая инвалидность прославит Хлюпикова до небес и ему будет о чем порассказать внукам и правнукам.
— Что это означает? — в пятый или уже в десятый раз вопросил докладчик.
— Это означает, что колдыбанцы до сих пор путают героя Самарской Луки — бесстрашного и благородного Луку Самарыча — с каким-то ночным сторожем-инвалидом Хлюпиковым! — возмущенно вскричал пузан, в кармане которого лежал паспорт на имя Хлюпикова.
С большим трудом мы подавили улыбку.
— Почему, я вас спрашиваю, — продолжал гневаться нелицензированный супер, — почему имя Луки Самарыча не вызывает благоговения и трепета, восторга и ликования? Почему колдыбанцы не слагают легенд и былин о своем удивительном земляке и его славной дружине героев-удальцов?
Н-да. Неужели наш суперфантазер на полном серьезе думает, что наши современники, а уж тем более колдыбанцы, способны слагать не слухи и сплетни, а легенды и былины?
Но мы были по-прежнему игривы.
— Товарищ герой Самарcкой Луки! — козырнул Самосудов. — Из оперативных источников нам совершенно точно известно, что наши современники сгорают от желания стать нашими вдохновенными гомерами и гюго.
— Не хватает буквально одной художественной детали, — подхватил Безмочалкин. — Мы уже нашли ее.
— Надо привести к присяге Особой Колдыбанской Истине и раскатить на угощение нашего мэра! — возликовал Молекулов. — Герой всех времен и народов Геракл небось так и не дождался, чтобы его угощал царь Эврисфей. И потом — разве сравнить какого-то древнеэллинского царька с колдыбанским мэром?
— Третий стакан за счет лучшего расхитителя казны во всем Поволжье! Что может быть хлеще этого удивительного, совершенно особого удовольствия! — захлебнулся от ликования Профанов. — И тогда все современники, забыв все свои заботы, бросив все дела, кинутся слагать про наши деяния и лично про вас, Лука Самарыч, удивительные легенды и былины.
Но супер не просиял. Не пустился на радостях в пляс. Не позвал нас удалым атаманским жестом к барной стойке. Брови его еще жестче навострились, как жигулевские ели и сосны перед решающей схваткой с бригадой подвыпивших лесорубов. Складка на лбу достигла такой глубины, что по ней можно было открывать судоходство. Грудь вздыбилась… нет, точнее, не грудь, а живот. Живот вздыбился, как Молодецкий курган, когда по нему проводят учебные стрельбы ракетные войска Приволжского военного округа.
Супер поднял свой скипетр-багор.
— Волга-матушка! — воззвал он вдруг к потолку. — А что скажешь ты? Твое слово для нас — закон. Вразуми своих верных сынов!
«Полундра! — аж машет руками читатель. — Вы упускаете последний шанс на благополучный исход дела».
Да, читатель, да.
Но мы, как всегда, увлеклись. Уж очень любопытно нам было, что ответит зануде Волга. То есть мы не сомневались ни капельки, что она тоже будет в восторге от наших новейших истин. Дескать, правильным путем плывете, товарищи! Дескать, благословляю. Знай наших!
Мы стояли и ждали. Вот наш оракул наконец-то просиял.
— Спасибо, Волга-матушка, — поклонился он потолку так низко, как позволил живот. — Спасибо за великую науку. Заверяю, что мои удалые собратья не обманут твоих особых надежд.
Ух ты как! Особые надежды. Наверное, Волга-матушка так поверила в своих удалых сынов, что благословляет их выпить в одолжение самому губернатору.
— Узнайте же, бесстрашные удальцы, что Волга-матушка своим материнским словом уберегла нас от трагической ошибки. Наш враг — коварное безвременье — едва не увлекло нас в свою западню.
