Эмма устало села на стул в кухне и принялась рассматривать свои ногти, которые недавно покрасила. Розовый лак, купленный специально для отпуска, смотрелся неплохо, но не смог замаскировать урон, нанесенный хлоркой, или обгрызенный ноготь. Эмма никак не могла избавиться от этой детской привычки и сгрызла ноготь на указательном пальце почти до основания во время длинного телефонного разговора накануне с матерью. Анна-Мари распространялась насчет жары в Египте, дикости местных жителей, необходимости прикрывать плечи и «сможет ли отец получить там нормальное молоко к чаю». Последнее замечание вызвало у Эммы мысленную картину: отец, пытающийся подоить верблюда, стоит с красным вспотевшим лицом, держа в одной руке чашку, а в другой верблюжью титьку.
«Ладно, кто станет смотреть на твои проклятые ногти?» – сказала себе Эмма. Она слишком устала, чтобы об этом беспокоиться. Хорошо бы поспать в самолете по дороге в Египет. Если ей удастся стащить у матери таблетку валиума, она отключится на всю дорогу.
Пока мать возилась у холодильника, Эмма тайком пощупала свою грудь через мягкую ткань комбинезона. Она занималась этим весь день, доставляя себе огромное удовольствие, не имеющее никакого отношения к сексу. Утром в зеркале ее грудь выглядела больше, чем обычно, она была в этом уверена. Соски стали крупнее, верно? Вне сомнения. Эмма радостно улыбнулась: она беременна! Невозможно описать, какой счастливой она себя чувствовала, когда думала о ребенке, ее ребенке. Она вся сияла изнутри, и это сияние питалось радостью и чувством облегчения. Облегчения от того, что после долгого ожидания это наконец произошло. Ей хотелось пуститься в пляс от счастья, но природная осторожность останавливала ее. «Не говори ничего, а то сглазишь! Подожди, вот когда будешь полностью уверена, сообщишь Питеру замечательные новости», – говорила она себе. Ей всего-то и нужно пережить ужасную неделю с родителями, а дальше все будет замечательно. Ее тайна поможет ей продержаться эту неделю. Одна неделя, подумаешь!
Не обращая внимания на монолог на тему «здесь конь не валялся», она взяла блокнот и принялась писать записку Питу, уверяя его, что любит и будет ужасно скучать.
– Что, мадам, как всегда, изволит отдыхать, пока ее мать работает?
При звуке отцовского голоса Эмма чуть не подскочила. И сразу почувствовала, что в чем-то виновата. Так же с ней всегда бывало, когда на пути попадалась полицейская машина с торчащим из окна радаром, хотя сама она тащилась со скоростью тридцать миль в час. Одно присутствие отца наводило на нее тоску. Даже сегодня, когда она так радовалась перспективе оказаться беременной.
– Анна-Мари, незачем тебе делать за нее грязную работу, – заявил Джимми О'Брайен, бросая на дочь недовольный взгляд. – Она достаточно взрослая, чтобы самой заниматься хозяйством. Нечего ей прислуживать.
– Я не прислуживаю, – сказала мать, причем голос ее сразу стал тусклым и усталым. Куда только вся живость подевалась?
– Мама просто вытерла то, что было разлито, – пробормотала Эмма, чувствуя, что портится настроение, как всегда бывало в присутствии отца. – Я только вчера мыла холодильник…
Но отец уже не слушал. Подойдя к помойному ведру, он выбил о край табак из трубки и принялся рассказывать жене о своих последних действиях.
– Я заправил машину, проверил накачку шин и добавил пол-литра масла, – провозгласил он. – Так что все в порядке, можем ехать, если ты готова, Анна-Мари.
«Можно подумать, мы поедем в этот проклятый Египет на машине!» – с раздражением подумала Эмма.
Наверное, в сотый раз после того как тур был заказан, она подивилась, какого черта согласилась поехать с ними? Идея принадлежала отцу: роскошный отпуск, чтобы отпраздновать 35-ю годовщину их свадьбы с Анной-Мари. Эмма никак не могла понять, с чего это вдруг он выбрал такую экзотическую страну, как Египет. Последние пятнадцать лет отца вполне удовлетворяли поездки в Португалию, где он часами просиживал в баре, смотрел спортивные новости и громко разглагольствовал о том, как все катится в тартарары из-за футбольных хулиганов и разнузданных молодых девиц, которые носятся повсюду с сумками, полными презервативов, и ищут мужиков.
– Потаскушки! – каждый раз мрачно произносил он, когда на экране появлялась группа веселых загорелых девушек в футболках и обтягивающих шортах.
Эмма всегда задумчиво смотрела на этих современных девиц, ничуть не сомневаясь, что никто из них не отправился бы отдыхать с родителями, после того как им исполнилось двадцать. До замужества, когда они с Питом выбирались в Теплые места, она всегда врала родителям, что едет с подругами.
Но как бы сурово он ни осуждал падение нравов, отцу в Португалии нравилось. Однако в один прекрасный день телевизионный комментатор так расписал красоты Нила, что изменил все. Джимми заказал кипу брошюр и провел много счастливых часов за воскресным ленчем, зачитывая вслух наиболее интересные отрывки.
– Вы только послушайте! – восклицал он, без зазрения совести прерывая любой разговор за столом. – «Насладитесь красотой храмов Луксора и Карнака. Оба являются великолепными образцами древней египетской архитектуры. Некоторые части храма Карнак были построены в 1375 году до нашей эры». Невероятно! Нам обязательно надо поехать.
К сожалению, под «нам» он подразумевал и Эмму с Питом.
– Черт возьми, Эмма, почему они не могут поехать вдвоем и измываться друг над другом, вместо того чтобы измываться еще и над нами? – в конце концов взмолился Питер, хотя такое высказывание было совсем не в его духе. Он был добрым и душевным человеком, неспособным на гадости, даже если бы очень старался, но даже его легендарного терпения на ее родителей не хватало. Ну, если говорить правду, ее папочка испытывал терпение очень многих людей.
– Я все понимаю, любимый, – устало сказала Эмма; ей казалось, ее рвут на части. – Дело в том, что он постоянно говорит об этом и не сомневается, что мы тоже поедем. Он снова начнет зудеть насчет нашей неблагодарности, если мы откажемся.
Больше не было нужды ничего говорить – с той поры, как ее отец дал им с Питом взаймы, чтобы они могли сделать первый взнос за дом, он держал этот долг над их головами, как дамоклов меч. Если в воскресенье они решали пойти куда-нибудь с друзьями, вместо того чтобы обедать с родителями, это воспринималось как проявление неблагодарности. Точно так же воспринимался отказ заехать за двухфокусными очками Джимми или отвезти Анну-Мари в магазин, потому что она по какой-то неясной причине стала отказываться садиться за руль. Дело шло к тому, что, если в следующий раз Эмма откажется от леденца, потому что ей не нравится его вкус, это будет воспринято как неблагодарность.
Пит насчет поездки больше не распространялся, но Эмма понимала: он хочет, чтобы она сумела хоть единожды восстать против отца и отказаться от совместного отдыха. В конце концов Эмма предложила компромиссное решение, зная, что будет чувствовать себя виноватой, если оставит Пита на неделю, но будет страдать в десять раз сильнее, если поссорится с отцом.
