— Это потому, что ты уже отмечал Рождество в офисе, — гордая своей догадливостью, сказала Тара. — Поглощение литрами пива никогда не было олимпийским видом спорта.
— Я делал то же, что и все остальные, — усмехнулся Финн.
— Только не накануне рождественской поездки к родителям, когда тебе нужно собираться в дорогу, — решительно возразила Тара. — Вставай, бездельник! Через двадцать минут мы должны выйти.
— Слушаюсь! — без энтузиазма ответил Финн.
Тара принялась стремительно укладывать в чемодан вещи. Правда, найти мелкие предметы, такие как зарядное устройство мобильного телефона и дневник, оказалось непросто. «Пора делать ремонт», — в который раз повторила она себе.
Из двух комнат спальня была, пожалуй, в лучшем состоянии. На окнах висели, хотя и простенькие, синие шторы, зеркальный шкаф-купе во всю стену скрывал множество огрехов. Ни Тара, ни Финн не относились к числу аккуратных людей. Стоило этот шкаф открыть, как из него начинали выпадать вещи, и их приходилось снова туда заталкивать. Но, несмотря на борьбу со шкафом, вещи были упакованы довольно быстро и через полчаса супруги уже сидели в такси. Как и предполагала Тара, на дороге были сплошные пробки. Родители Финна жили в небольшом городке на восточном побережье, милях в тридцати от Дублина, но поездка все равно оказалась незабываемой.
— Расслабься, — сказал Финн Таре, когда они встали в конец четырехмильной очереди к платному мосту. — Мама не будет беспокоиться.
Тара едва сдержалась, чтобы не ответить резко. «Мама», или Глория Джефферсон, несомненно, вынет из нее душу. От одной лишь мысли, что надо продержаться эти три дня, Тара чувствовала себя совершенно больной. Тесть, Дезмонд, ей нравился. Он был таким же забавным и добрым, как Финн. Но Глория была иной. Холодная как лед, она всегда была озабочена занятиями, деньгами и тем, что она называла «делать все правильно». А правильным для Рождества был тихий ужин с друзьями накануне, а затем сугубо семейный обед на само Рождество. Стоило Таре вспомнить то великое молчание, которое стояло за столом, и церемонию составления списков гостей с участием Дезмонда, Глории, Финна и, конечно же, ее самой, как она вздрагивала. На второй день Рождества, когда все дарят друг другу подарки, под вечер устраивается вечеринка с коктейлями. В этот день обычно приглашаются и соседи, чтобы они тоже могли восхититься недавно купленным Глорией обеденным столом с двенадцатью стульями. Насколько Тара могла понять, «неправильным» было то, что любимый сын Глории выбрал в жены одного из авторов телесериала. Временами Тара остро переживала, что не была «с животом», когда выходила замуж за Финна. Ей так хотелось увидеть на лице Глории глубокое потрясение. Изобретательный ум Тары живо представлял сценку во всех красках.
— Ты ей нравишься, — успокаивал Тару Финн всякий раз, когда Глория вела себя откровенно недружелюбно. — Просто она защищает свои убеждения. Она так воспитана.
«Ну, это если только она была воспитана монахами-траппистами, — думала на это Тара. Ее возмущала холодная молчаливость Глории. — Хотя нет, монахи все же более любезны». Миссис Джефферсон могла быть дружелюбна по отношению к кому угодно, кроме нее, Тары. Тара не могла надивиться на то, как Глория умудрялась одновременно улыбаться Финну и смотреть презрительным взглядом на нее.
При этом в ближайшем окружении Финна Тара не видела никаких экс-подруг, которые метили бы на ее место. В конце концов Тара решила, что со стороны Глории она видит обыкновенную ревность. Когда Тара только познакомилась с Финном, она совершенно не знала его родителей. Все получилось очень неожиданно, и когда Глория поняла, что на привязанность к ее сыну претендует не только она сама, это вызвало у нее даже какую-то ненависть.
Уже перевалило за шесть вечера, когда они въехали в ворота усадьбы «Четыре ветра», где жили Джефферсоны. Везде царил абсолютный порядок — видимо, за домом тщательно следили. Хотя дом казался небольшим, его площадь была все же раза в три больше площади квартиры, в которой жили Тара и Финн. Свою квартиру Тара в шутку сравнивала с коробкой из-под обуви. Глория неоднократно намекала, что они могли бы переехать за город, в частный домик. Естественно, поближе к родителям. Но Тара предпочитала жить в более чем скромной квартире с душем, больше напоминающим встроенный шкаф, — лишь бы подальше от свекрови.
— У нас могут быть проблемы, — уныло заметил Финн. Даже он понимал, что его мать сходит сейчас с ума.
Тара принялась успокаивать его:
— Мы только заскочим, чтобы перекусить. Я переоденусь, и мы пойдем гулять.
— Я знаю, — вздохнул он. — Но она все равно будет недовольна. Они обычно гуляют с соседями, семьей Бейли-Монтфорд. Мама стремится ни в чем не отставать от них, особенно от Лиззи, так что сегодня они гуляют и все будет в порядке. У тебя есть какой-нибудь модный наряд, чтобы надеть сегодня вечером?
— Ты же видел, что мы упаковывали, — сказала Тара, пораженная услышанным. — У меня вообще нет ничего ультрамодного. Я думала просто поужинать со старыми друзьями семьи. Почему ты ничего не сказал о том, что это будет торжественный ужин?
Тара попыталась вспомнить, что уложила в чемодан: все это были вещи, больше подходившие для тихого семейного Рождества, — пара свитеров, белая блузка, немного напоминавшая мужскую рубашку, летние хлопчатобумажные брюки, удобные джинсы для прогулок и синее бархатное платье, которое она планировала надеть на Рождество. Сейчас на ней были черные джинсы, черный свитер с высоким воротником и любимая дубленка. Вещи Тара упаковывала второпях, так что взяла, пожалуй, слишком много. Но ни один из ее нарядов нельзя было назвать модным.
— Почему ты не сказал мне, что мы должны быть нарядными? — повторила Тара.
— Я думал, ты знаешь, — пробормотал Финн, паркуя машину.
— Знаю что?! — спросила Тара, раздражаясь все больше. — Я собрала вещи, которые взяла бы с собой на Рождество в Кинварру. Там это бы подошло. Почему ты не сказал, что у твоей матери каждый ужин — торжественный?
Финн не ответил.
— Замечательно, неплохо начали, — сказала Тара, чувствуя, что грядет еще одно обвинение в неблагонадежности.
— Давай не будем спорить, — попросил Финн.
Тара ответила покорным взглядом.
— Ты прав, — сказана она. — Я еще успею наспориться с другими Джефферсонами. Одна Глория чего стоит.
Не успели они позвонить, как дверь открыл Дезмонд.
— Привет, Тара! С Рождеством Христовым! Привет, Финн, — поздоровался он. Этот высокий и застенчивый человек был удивительно похож на Финна, только непонятным образом постаревшего. Те же непослушные светлые вихры, добрые глаза и красивое лицо. До того как ушел на пенсию, Дезмонд служил в министерстве иностранных дел и слыл оптимистом и джентльменом. Выйдя на пенсию, он посвятил себя работе в саду. Зная это, Тара даже придумала теорию, что таким образом он хотел быть как можно дальше от Глории. «Конечно, он в этом ни за что не признается», — думала она. Дезмонд был добрым человеком и очень любил тихую жизнь.
