Она ничем не лучше тех хищниц, что охотятся за мужчинами и готовы на любые уловки, лишь бы заполучить заветное обручальное кольцо. Когда-то Иззи думала, что ей все это безразлично. Но оказалось, что и здесь она ошибалась. Охотницы за мужьями по крайней мере знают, что делают, а она понятия не имела. Тупая, безмозглая шлюха.
Глава 5
Лили Шанахан сидела на деревянной скамейке в крошечном дворике рядом с церковью Святого Кейниса в Тамарине и грелась в лучах апрельского солнца. Время близилось к половине десятого, и дворик был пуст, лишь парочка голубей бродила вперевалку по серым каменным плитам, выискивая крошки. Остальные обитатели двора собрались в церкви, чтобы послушать высокий мелодичный голос отца Шона. Как всегда, на понедельничной утренней службе прихожан было немного, временами до Лили доносилось тихое бормотание молящихся.
Миссис Шанахан тоже направлялась в церковь, но вдруг почувствовала легкое головокружение, и ей захотелось посидеть на солнышке, помолиться на собственный манер.
Чтобы поговорить с Создателем, не обязательно идти в храм. Можно ощутить божественную благодать, радуясь солнцу и небу, сотворенным Господом. Лили медленно добрела до дворовой скамейки и решила, что сегодня это и будет ее церковная скамья.
«Всевышний поймет, — подумала она. — В церкви слишком жарко, в духоте головокружение может усилиться». Изумительно красивая в архитектурном отношении церковь Святого Кейниса совершенно не защищала от жары и холода. Зимой она превращалась в настоящий морозильник, несмотря на старые батареи. В теплые месяцы там было жарко, как в оранжерее, и не одна тамаринская невеста с отчаянием обнаруживала, что все попытки украсить церковь цветами накануне венчания заранее обречены на провал, поскольку в нестерпимой духоте вянут даже бутоны, которые любят тепло.
Устроившись на скамейке, Лили сняла бежевую полотняную шляпу, закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Перед выходом из дома она собиралась намазать лицо тем чудесным дорогим кремом, который вручила ей Иззи в свой последний приезд. «Это что-то необыкновенное, — заявила она. — Омолаживающий крем. Убирает все морщины. Тебе нужно ухаживать за кожей, бабуля».
Не открывая глаз, старуха улыбнулась своим воспоминаниям. Теперь Иззи редко наведывалась домой, суматошная нью-йоркская жизнь почти не оставляла ей свободного времени. Лили очень скучала по внучке, но даже не думала протестовать. Она хорошо сознавала, в чем состоит ее долг, и, заменяя Иззи умершую мать, старалась дать своей дорогой осиротевшей девочке «корни и крылья». Лили всегда так и говорила Иззи, когда та чувствовала себя виноватой, пропустив какое-нибудь важное событие в жизни Тамарина.
«Корни и крылья, дорогая, вот что такое любовь», — шептала она и благодарила про себя судьбу за то, что у нее пока достаточно сил, чтобы найти для Иззи слова утешения.
Лили ни о чем не жалела. Стоит ли разглагольствовать о крыльях и хныкать, когда твой птенец собирается покинуть гнездо и начать самостоятельную жизнь? Некоторые любят рассуждать о принципах, которым вовсе не собираются следовать. Такое лицемерие всегда вызывало у Лили брезгливость. Сначала уговаривать Иззи жить своей жизнью, а потом выражать недовольство и укорять? Нет, Лили ни за что бы так не поступила.
Она всегда была противником фальши. И увлажняющий крем, пожалуй, тоже не для нее. Подумав о креме, Лили хихикнула про себя.
Драгоценный крем — подарок Иззи — и в самом деле великолепно смягчал кожу, но чаще всего Лили вспоминала о нем уже на улице, а возвращаться домой, чтобы намазаться кремом, казалось ей нелепым. В ее возрасте никакой, даже самый лучший крем не сотрет с лица следы прожитых лет, разве что крем в красивой стеклянной баночке наделен магической силой.
И все же приятно, когда внучка верит, что за твоей кожей еще стоит ухаживать. Иззи постоянно видит перед собой молодых женщин с нежной как у младенца кожей, но не спешит списать бабушку в утиль, словно ненужную рухлядь.
Некоторые так и поступают. Можно подумать, что морщинистая кожа — это плащ-невидимка. Как форма горничной в прежние времена. Лили криво усмехнулась. Она давным-давно это заметила. Стоит человеку надеть на себя платье слуги, и он тут же стушевывается, отступает на второй план.
В Ратнари-Хаусе горничные носили строгие закрытые платья из темно-синего габардина с пуговицами на спине и белыми воротничками, которые надлежало ежедневно стирать и крахмалить, пока не износятся. Мэри, матери Лили, занимавшей важный пост экономки, не полагалось носить форму горничной — леди Айрин выдала ей две синие саржевые юбки. «Из "Харродс"», — с благоговением говорила Мэри. У нее захватывало дух при мысли о том, что ее одежда куплена в том же магазине, где одеваются сами господа.
Мэри носила юбки с белоснежными блузками и серым шерстяным кардиганом.
Лили вспомнила мать в ее неизменной одежде, с болтающимися на поясе ключами и с очками, висящими на шнурке перед грудью, ее почтительную позу и заискивающее выражение лица. Воплощенное раболепие. Лили невольно содрогнулась.
Горничным в Ратнари-Хаусе нравилась форменная одежда, так разительно отличавшаяся от их привычных нарядов. Даже Виви, лучшая подруга Лили, с удовольствием облачалась в форму.
— Зато мои собственные вещи будут целее и дольше сохранятся, — весело щебетала она, заправляя локоны под накрахмаленный чепец. — Может, объяснишь, отчего ты так взъелась на эту несчастную форму?
— И вовсе я не взъелась, — лгала Лили. Простодушной, бесхитростной Виви невозможно было объяснить, что форма превращает людей в подобие мебели, чего и добивалась леди Айрин, окружая себя полчищами расторопных безликих слуг, готовых исполнить любой ее каприз. Лили по рождению принадлежала к классу прислуги, но не собиралась с этим мириться.
Вот леди Айрин никогда бы не забыла намазаться дорогим кремом от морщин. Лили тихонько усмехнулась, откинувшись на спинку скамейки.
Если и была на свете женщина, готовая с яростным упорством противостоять разрушительному бегу времени, то это леди Айрин. В те далекие дни, когда Лили работала в Ратнари-Хаусе, дорогой парфюмерией вроде роскошного омолаживающего крема, подаренного Иззи, пользовались лишь представители высших классов. Обыкновенная женщина из маленького городка вообще обходилась без косметики, что уж туг говорить о дорогостоящих кремах для лица. Мать Лили умывалась простой водой с мылом без всяких премудростей. Она приводила в порядок ореховый туалетный столик леди Айрин, любовалась бесчисленными баночками и флаконами с серебряными крышками, но ей никогда и в голову не приходило купить себе нечто подобное.
Лили вспомнила, как в двадцать лет нарочно купила себе набор косметики «Макс Фактор» и демонстративно разложила его содержимое на подоконнике рядом с кроватью. Ей хотелось дать понять леди Айрин, что дочь экономки имеет такое же право быть красивой, как и владелица усадьбы.
«Смотрите, эти чудесные вещицы не только для таких, как леди Айрин», — с торжеством говорила она, выбирая свою любимую кроваво-красную помаду и рисуя на губах дерзкую, дразнящую улыбку Джоан Кроуфорд — два длинных щедрых мазка. Так называемую мазню Кроуфорд потом невозможно было смыть: помада намертво въедалась в кожу, оставались темные пятна, будто ты объелась малиной.
