— Расскажите мне о Тамарине в годы войны, — попросила Джоди.
— Здесь не было войны. Ирландия не участвовала в войне. Мы сохраняли нейтралитет. Или, как еще говорят, придерживались политики невмешательства. У нас ввели так называемое чрезвычайное положение. Ужасное название, чертовски дрянное. Простите, что не сдержался, дорогая. Теперь, когда мы знаем всю правду об этой войне, говорить о каком-то чрезвычайном положении не слишком-то достойно. Миллионы людей умирали в лагерях, гибли под бомбами, а мы и не знали, что такое авианалет. «Чрезвычайное положение», надо же придумать такое! Очень по-ирландски. У нас тоже ввели продовольственные нормы, но здесь, в сельской местности, мы почти ни в чем не нуждались. Извините, — одернул себя доктор. — Я, как всегда, отклонился от темы. На чем мы остановились?
— Вы когда-нибудь говорили с Лили о ее работе медсестрой во время войны?
— Не слишком много. Миссис Шанахан никогда не была моей пациенткой, но городок у нас маленький, и мы, конечно же, встречались. Медицина у нас не особенно изменилась со времен Первой мировой войны, и мне было интересно, что она видела в Лондоне. Хотя, если честно, Лили неохотно об этом рассказывала. Люди, побывавшие в самом пекле, не любят это обсуждать, зато тех, кто отсиживался в тылу, просто не остановить. Миссис Шанахан была операционной сестрой — адова работа в те дни. Нужно было обладать железным здоровьем, чтобы вынести такое. И уход за ранеными — только полбеды. Не меньше хлопот было с хирургами. Они ведь считались тогда настоящими королями. На них буквально молились. У операционных сестер стальной хребет, так мы любили говорить. — Доктор на мгновение задумался, вспоминая о тех временах, когда Джоди еще на свете не было. — Помню, мы как-то разговаривал и с миссис Шанахан о том, как хирурги использовали человеческие волосы для наложения швов. Они творили истинные чудеса, вы не поверите. В больницах тогда царил образцовый порядок. Никакого перекрестного заражения или инфекций, с которыми приходится бороться сейчас. Никакого стафилококка, устойчивого к метициллину. Тогда он попросту еще не появился. Правила гигиены соблюдались неукоснительно. А матроны прежних времен, которые заправляли в больницах, когда я был студентом! Мы их боялись как огня. У нас поджилки тряслись при одном их появлении. Но, ясное дело, мы старались этого не показывать, частенько подтрунивали над ними, дразнили, выдумывали разные смешные шуточки. Помнится, я любил повторять: «Лечение прошло успешно, но пациент умер». Юмор висельника, вот что я вам скажу, моя дорогая. Врачи известные циники. Скажите мне, — спросил вдруг доктор, — что там говорит наша молодежь в больнице? У миссис Шанахан есть шансы?
— Надежды мало, — с грустью признала Джоди. — Это очень печально, Иззи Силвер, ее внучка, просто в отчаянии. Наверное, миссис Шанахан так и не придет в себя.
— Очень жаль, — вздохнул доктор Магарри. — Милая была женщина. И настоящая красавица. Да-да, можете мне поверить. Когда она вернулась домой после войны, в городе как будто стало светлее, словно рассеялся туман, и засияло солнце. Толпы молодых людей увивались вокруг нее, мечтая надеть кольцо ей на палец, но она мало где бывала. А потом вдруг взяла и вышла замуж за Робби Шанахана. Симпатичный был малый, правда, довольно тихий. Я никогда не мог понять, почему она предпочла именно его. Эта женщина могла выбрать любого, ее внимания добивался весь цвет города, и в Ратнари-Хаусе на нее тоже заглядывались. Люди никогда не перестанут удивлять друг друга, вот что самое поразительное.
Доктор Магарри поговорил еще немного, но не сказал ничего существенного. Он не смог припомнить ни одного человека по имени Джейми, кто был бы как-то связан с Лили.
— Надеюсь, я не сказал ничего, о чем не следовало говорить, — заявил он под конец. — Жена все твердит, что это мне, а не собаке надо носить намордник. — И доктор громко рассмеялся собственной остроте.
— Вовсе нет, — заверила его Джоди. — Я только хотела спросить, почему все удивились, когда Лили вышла замуж за Робби Шанахана?
— Трудно назвать причину, просто возникло смутное ощущение, что здесь что-то не так, — задумчиво заметил Магарри. — Мне показался странным ее выбор. Погодите, меня вдруг осенило: вам нужно поговорить с Виви Уилан. Ей, надо думать, перевалило за девяносто пять, и если она по-прежнему пребывает в здравом уме и твердой памяти, вам стоит с ней встретиться. Никто лучше Виви не расскажет вам о Тамарине в те давние времена. Она замужем за мясником, понимаете, к чему я клоню? Мясники все обо всех знают, потому что, хочешь не хочешь, весь город приходит к ним в лавку, чтобы купить себе мяса к обеду. — Доктор рассеянно побарабанил пальцем по носу. — Мясник, почтальон и аптекарь — вот кто видит все, что происходит в маленьком городке. Я бы поставил на Виви, это дело верное. Она поможет вам разгадать вашу загадку.
Бредя домой после беседы с доктором Магарри, Джоди задумалась о том, что ей удалось узнать о Лили Шанахан. Образ Лили, составленный из разрозненных и противоречивых свидетельств разных людей, рассыпался, не складывался в цельную картину. Иззи говорила о бабушке как об энергичной, сильной женщине, доброй и храброй, в трудную минуту без колебаний взявшей на себя заботу о внучке и зяте. Доктор Магарри нарисовал портрет опытной и умелой медсестры, оказавшейся в войну в самом центре ада, который современный человек просто не в силах себе вообразить. Какие еще сюрпризы таит в себе эта непостижимая женщина?
В маленькой спаленке Джоди захлопнула папку. Завтра она поведет маму и Лесли в гости к Аннелизе, и, может быть, им удастся поговорить о Лили. Убить разом двух зайцев, как сказал бы Дэн.
Глава 17
Аннелизе отыскала на дюнах островок короткой зеленой травы и тяжело опустилась на землю, вытянув ноги. Она так устала, что не в состоянии была шевельнуть даже пальцем. Обычно ходьба придавала ей сил, но сейчас Аннелизе чувствовала себя вконец истерзанной и разбитой. Мышцы постоянно ныли, самая обычная лестница превращалась в непреодолимое препятствие. Неужели, нервное потрясение может привести к болезни? Вроде бы некоторые аутоиммунные заболевания поражают эмоционально неустойчивых людей. Может, посмотреть про них в Интернете? А с другой стороны, какая разница?
В тридцать пять лет ей случилось пережить глубокую депрессию, совпавшую по времени с самым трудным периодом взросления у Бет. По сложившейся традиции Аннелизе удалось загнать глубоко внутрь собственную боль, чтобы помочь дочери справиться с трудностями подросткового возраста.
В конечном счете семейство выкарабкалось из кризиса, Бет влюбилась в своего первого мальчика, Жана-Поля, и ее взгляды на жизнь резко переменились, а Аннелизе получила небольшую передышку и смогла подумать о себе. Но покой длился недолго: новый, сокрушительный приступ депрессии обрушился на нее, как предательский удар, нанесенный невидимым противником. Никогда еще ей не было так плохо, и она по-настоящему испугалась.
Страх, уныние и безнадежность парализовали ее. Жалкие попытки проанализировать собственное состояние ни к чему не приводили. Бессмысленно было твердить себе, что существует множество вещей, за которые стоит благодарить судьбу, что у нее есть любимый муж и чудесная дочь, что черная полоса пройдет. Все эти банальности прокручивались в ее мозгу снова и снова, а огромная черная дыра в голове все разрасталась, поглощая силы и волю к жизни. Не помогало ничего, даже таблетки.
