— Что вы ежитесь-корежитесь? — громогласно затрубила она, когда мы собрались за чайным столом. — Да, я люблю Анжелику как собственного ребенка.
— Ты бы лучше собственных детей побольше любила, — хмуро огрызнулась Брошкина. Спросонья она была вялая, разбитая, едва ворочала языком и походила на болотную кикимору и на утопленницу одновременно.
Клавка свирепо нахмурилась.
— Ты мне моих детей в нос не тычь! — грозно закричала она. — Я своих детей рожала от всяких подонков и ублюдков, вот и выросли такие же идиоты, как их папочки.
— Думаешь, только папочки виноваты, а сама бы ты родила Анжелику? — косо усмехнулась Брошкина.
— Да, — согласилась Клавка, — Анжелику мне, пожалуй, не родить никогда в жизни. Анжелики вообще редко родятся.
Наша фея уже проснулась, но не вставала. Она нежилась в постели, с интересом прислушиваясь к странному разговору.
— Мамочка, мамулечка! — лукаво и томно произнесла она. — Дай мне чайку в постельку!
Клавка вздрогнула, словно от удара, и тут же испуганно засуетилась. Под нашими пристальными взглядами она аккуратно вымыла стакан и ложку, налила чай, положила рядом булочку, предварительно выбрав получше, понесла чай и поставила на стул рядом с постелью Анжелики. Та томно потянулась, потом быстро приподнялась, обхватила Клавкину шею руками, звонко поцеловала ее прямо в губы. Несколько сконфуженная, Клавка вернулась к столу и некоторое время молча пила чай.
— Я бы хотела иметь такую волшебную коробочку, — внезапно тихо сказала Клавка, — чтобы спрятать туда Анжелику и повсюду носить с собой.
— Есть такая сказка, — сказала Варька. — Кажется, это из «Тысячи и одной ночи». Там красавица из сундучка была сущим дьяволом и немало наделала гадостей, пока ее в сундучок не упрятали.
— Вроде нашей принцессы, — ехидно подключилась Нелли.
Клавка свирепо нахмурилась.
— Даже гадости у Анжелики волшебные, — отвечала она. — Не то что у тебя.
Тем временем Анжелика, попив чаю, выбралась наконец из постели и бродила по комнате в прозрачной ночной рубашке. Многие украдкой поглядывали на ее соблазнительные формы и вдруг с удивлением обнаружили, что наша мадонна значительно раздалась в талии.
— Анжелика, а ты случаем не беременна? — спросила Брошкина.
— Ты что несешь? — грозно зарычала Клавка. — Она же девица.
— А ты почем знаешь? — усмехнулась Брошкина. — Или проверяла?
Клавке пришлось замолчать, но остальные поддержали Брошкину. Живот у Анжелики округлился весьма наглядно.
— Да, да, я и сама уже замечала, — согласилась Анжелика, — ни одно платье уже не лезет. Не иначе как у меня рак или еще какая опухоль.
Осторожно и деликатно стали прощупывать почву, задавали наводящие вопросы, требовали, чтобы она показалась врачу. Анжелика на вопросы отвечала вполне откровенно, но врачу показаться наотрез отказалась.
— Нет, ты определенно беременна, — уверенно говорила Брошкина.
— Да уймись ты, хамка! — опять вспыхнула Клавка. — Говорят тебе, она ни с кем не спала.
— Разве что с тобой, — ехидно уточнила Нелли.
Клавка вскочила и запустила в нее стаканом. Нелли ловко увернулась.
Время показало, что Брошкина была права. Живот у Анжелики продолжал расти, и, уступая требованиям коллектива, она наконец согласилась показаться одной знакомой врачихе. Результат превзошел все наши ожидания. Это было непорочное зачатие. Анжелика была девушкой — редкий случай в медицине. Получалось, что тот незадачливый музыкант не сумел лишить ее невинности, но каким-то чудом оплодотворил. Делать аборт было слишком поздно.
Мы думали, что Анжелика не перенесет потрясения. Она наотрез отказывалась рожать, говорила, что терпеть не может детей и что скорей подохнет, чем родит, а если это случится, она тут же убьет ребенка или откажется от него.
Клавка ни на миг не упускала ее из виду, стерегла, как верный пес, и опекала, как нянька. Теперь Клавка уже даже не скрывала своей рабской влюбленности в это странное создание. Она безропотно сносила все дикие выходки, капризы и даже издевательства своего кумира и всерьез заявила, что если Анжелика откажется от ребенка, она усыновит его.
Когда Анжелика ушла в декретный отпуск, Клавка и вовсе потеряла голову.
За два месяца Клавка одна отремонтировала ее комнату, закупила приданое для младенца. Я думаю, ни о ком в жизни она так не заботилась.
Потом у Анжелики обнаружилась резус-отрицательная кровь, и ее положили в больницу. Клавка страдала так, будто ее фее угрожает смертельная опасность, и нанялась по совместительству ночной нянечкой в больницу, где лежала Анжелика.
О родах и дальнейших событиях мы узнали потом со слов Клавки, потому что Анжелика к нам больше не вернулась.
Напрасно мы надеялись, что роды образумят и утихомирят нашу нимфу. Этого не произошло. Родив прелестного мальчика, она отказалась его кормить. Когда ей показали ребенка при выписке, она потеряла сознание от отвращения. Дома у нее начался послеродовый психоз, и врачи, опасаясь за ее жизнь, посоветовали родителям хотя бы на время разлучить ее с ребенком. Анжелику отправили к родственникам в Грузию, и больше она ребенка не видела.
Со временем дед и бабка усыновили внука, а сама Анжелика, чтобы окончательно избавиться от последствий этой кошмарной истории, занялась вопросом восстановления своей невинности.
Наши бывалые бабы никогда о подобном не слышали, удивлялись и не верили, что такое возможно. Но операция состоялась, наша принцесса обрела свое девичество. Эти события, разумеется, взбаламутили все наше блядовитое женское население — мы кипели, бурлили и клокотали. Это же надо такому случиться, чтобы в нашей вонючей шарашке произошел случай непорочного зачатия! Но мало того — еще эта заштопанная невинность! Вы можете себе представить? Мы лично не могли. Мы давно изучили нашу мадонну и привыкли не удивляться ее странностям — ничего особо нормального никто от нее не ждал, но чтобы такое!.. Нет, это уже было нечто запредельное…
Мне хорошо запомнился этот очередной Женский день — уж больно был склочный и бурный. Все мы, обсуждая подвиги нашей мадонны, переругались вусмерть. Клавка так надралась, что лила крокодиловы слезы на плече не менее пьяной Брошкиной, громогласно оплакивая свою утраченную любовь.
— Ничего вы не понимаете! — трубила она сквозь слезы. — Ничего у вас нет святого! Я носила ее на руках, как ребенка! Я укачивала ее на коленях! Я так ее любила, что готова была отдать за нее жизнь. Она же выгнала меня, как собаку!
— Но что это было? — допытывались любознательные бабы.
— А я почем знаю, что это было и как это называется, — рыдала Клавка. — Да мне насрать, как вы это назовете и что подумаете. Я любила ее, как никого в жизни. Пойду сейчас, лягу у ее дверей и буду лежать, пока она меня не впустит. Лучше подохнуть, как собаке, у ее порога, чем жить без нее…
