Но самое странное, что в скором времени генеральша и впрямь погибает в автомобильной катастрофе. Ее черная «волга» пробила ограду и кувыркнулась с моста в воду.
— Ну, что я вам говорила! — патетически восклицает Брошкина. — Я вам говорила, что это добром не кончится, а вы смеялись. Нет, это не катастрофа, это самоубийство!
Все озадаченно пожимали плечами, а Брошкина плела дальше свои дикие домыслы и соображения, по которым получалось, что генеральша всегда была не от мира сего, и она, Брошкина, сразу усекла, что та не жилец в этом мире…
— Но с бутылью кислоты наврала? — не сдавалась Клавка-Танк.
— Нет, не наврала, — стушевалась Брошкина. — Она мне приснилась.
— Гм, — удивлялась Клавка. — Но это тем более странно!
— Да, — скромно соглашалась Брошкина. — Мне и самой странно…
В результате всей этой трепотни нам всем тоже начинает казаться, что здесь дело нечисто, что в генеральше и на самом деле было нечто роковое и гиблое. Иначе зачем было ей выходить замуж за старика генерала, а уж коли вышла, зачем было работать в химической лаборатории? Словом, как ни крути, но получалось, что Брошкина первая предсказала ее гибель. Все некоторое время поглядывают на нее с опаской, и Брошкина, заметив это, с ходу перевоплощается в вещунью.
Говорят, позднее эта слава за ней укрепилась, к ней стали ходить гадать, и гадала она на редкость толково. Кто знает, может быть, за всеми этими бреднями и есть доля правды. Наши трудящиеся женщины живут в таких пограничных состояниях, где уже недалеко и до мистики. Во всяком случае, за черту они заглядывают в своей жизни не раз, и подсознание их работает весьма активно.
Наблюдая одержимость, с какой Брошкина преследовала генеральшу, я не раз благодарила Бога, что меня миновала сия участь. Но я рано радовалась, дошла очередь и до меня. Разделавшись с генеральшей, Брошкина некоторое время пребывала в тупой заторможенности и прострации. Но очень быстро оправилась, начала оживать; обнаружив в поле зрения мою персону, стала проявлять к ней повышенный интерес. Я еще не знала, какое испытание мне предстоит, и легкомысленно хихикала. Я только что устроилась к ним на работу и не могла знать, что новички пользуются у Брошкиной особой благосклонностью.
Поначалу все выглядело вполне невинно. Робко, с собачьей преданностью она заглядывала вам в лицо, поддакивала каждому вашему слову, оказывала множество мелких услуг, провожала с работы домой, по пути вводила в курс общественной жизни, объясняла всяческие тонкости и нюансы. Новичку это было на руку, он был ей благодарен, приглашал в гости, поил чаем, иногда дарил что-либо по мелочам.
Но постепенно обмен любезностями угрожающе нарастает. Брошкина из кожи вон лезет, чтобы только угодить своему избраннику. Она достает для него дефицитные товары, с радостью выполняет бытовые поручения, добывает билеты на редкие просмотры, сдает бутылки и макулатуру и так далее и тому подобное. И вы уже не знаете, как отблагодарить ее за все благодеяния. Но Брошкиной не нужно ничего, кроме преданной дружбы. Условия дружбы скромные — это ваша безоговорочная верность, потому что больше всего в жизни она страдает от предательства и боится измен.
В самом начале нашего знакомства она мне вдруг заявила:
— Я знаю, что когда-нибудь ты меня обязательно предашь, но заранее прощаю тебя.
Я насторожилась. Только отпетые алкаши могут так часто и настойчиво повторять: «Меня предали, продали, заложили». Что они имеют в виду — понятно только им одним. Но Брошкина имела в виду весьма конкретные вещи: вы должны терпеливо выслушивать бредовые факты ее жуткой биографии, но ни в коем случае никому их не разглашать, дружить с ее сомнительными приятелями и не разговаривать с врагами, а главное — хвалить в глаза и за глаза ее бредовые стихи.
— Давай договоримся раз и навсегда: я буду хвалить тебя, а ты меня, — однажды предложила она.
— Но я не пишу стихов, за что меня особенно хвалить?
Она не усекла иронии.
— Все равно надо хвалить друг друга.
Ее ни капли не интересовало ваше подлинное отношение к ее поэзии, как не интересовали ваши мысли, вкус, критические соображения и художественные пристрастия — она не собиралась чему-либо от вас подучиться, искренне полагая, что ее поэзия находится вне критики, а чудовищный характер, манеры и замашки поэтессы предлагалось не замечать как мелкие слабости гениального человека. И если вы по глупости и безволию принимали ее установки, то оказывались в капкане.
Однажды вы обнаруживали, что она уже плотно вошла в ваш быт, сидит у вас на кухне и часами рассказывает свою многострадальную жизнь. Вы же, парализованные ее вечным присутствием, только беспомощно хлопаете глазами и варите для нее кофе. Вам уже некогда проверить уроки у ребенка, некогда почитать, постирать, помыться. В тупой обреченности вы будете слушать всякую околесицу и месяц, и год, и более, смотря по тому, на сколько запрограммированы ее циклы. Не рыпайтесь, собственными силами вы от нее все равно не избавитесь, а если будете сопротивляться, то и совсем пропадете. Она будет устраивать вам дикие сцены, звонить по ночам, травиться газом у вас в ванной, врываться пьяной и подсылать к вам всякую нечисть для выяснения отношений…
Так что не пытайтесь вырваться раньше времени, терпите. Когда-нибудь она отвалится от вас сама, как насосавшаяся пиявка.
Терпите, если на вашей кухне однажды объявится ее очередная неземная любовь — этакое мурло, темный гений, который будет кукситься и кобениться, красть у вас книги, пить, буянить и к тому же искренне презирать вас за бесхарактерность. Не пытайтесь понять это загадочное явление, не пытайтесь образумить его или хотя бы поставить на место. Он не знает своего места, благо такового у него никогда не было. Не мечтайте использовать его по хозяйству — вбить гвоздь или вынести помойное ведро. Из всех видов деятельности он признает только один: бегать за водкой. Тут он всегда полон сил и рвения.
Терпите их обоих, потому что, повторяю, раньше времени вы все равно от них не избавитесь, ибо живут они по своим стихийным законам. По этим таинственным законам, когда вы уже полностью смирились с террористкой, наступает второй этап ваших мучений. Роковая любовь покидает Брошкину, и вся боль ее израненного сердца обрушивается на вас. Она начинает подозревать вас и сводить с вами счеты. Чего-то вы ей обязательно недодали, чего-то дали меньше, чем она вам, или не того качества. А в чем-то вы ее даже продали, предали, не похвалили вовремя ее стихов, не доказали предмету ее страсти, какая она талантливая, чудесная и непревзойденная.
Тут держите ухо востро, будьте бдительны и милосердны, потому что от каждого вашего неточного слова или жеста зависит человеческая жизнь. Того и гляди, ваша Брошкина покончит с собой. Терпите, уже близок час вашего освобождения. Еще немного — и она переживет свою драму, совладает с разочарованием, и тогда сама гордо и презрительно отвернется от вас как от предателя.
Но лучше не спешить и для верности потерпеть еще немного, пока она не подберет себе очередную жертву и полностью не переключится на нее. Только тогда вы можете праздновать свободу, если у вас остались силы ее праздновать.
