Относительный покой наступал лишь с заходом солнца, когда охрана отправлялась в казармы, — на территории оставалось только человек десять, еще столько же патрулировали по периметру санатория. И фронтовики, находящиеся на излечении, с оглядкой на запрет, все-таки выползали из палат.
Солдатский отдых всегда короток. Нужно успеть многое: насладиться предоставленной свободой, отдохнуть малость от грохота войны и попытаться завязать скоротечный, ни к чему не обязывающий роман с понимающей медсестрой.
Море, солнце, озорные глаза фронтовиков располагали к близости, а потому не стоило изумляться тому, что даже самые неприступные из сестричек кидались в любовные приключения с такой страстью, как будто опасались, что до завтрашнего утра могут не дожить. И в самых тенистых уголках санатория, куда редко заглядывают отдыхающие, можно было услышать жаркий любовный шепоток.
Жизнь всюду находит отдушину: на передовой, где до вечности возможно мгновение, и в глубоком тылу, в объятиях милой медсестры.
На невысокого широкоплечего человека в полосатой больничной пижаме и с подвязанной рукой никто не обратил внимания (мало ли кому вздумается затянуться дымком на свежем воздухе). Раскурив у крыльца папироску, он свернул в темную часть территории санатория, куда не добирался даже свет фонарей. Присев на лавочку, раненый с наслаждением покуривал, отправляя тонкую чуткую струйку дыма в темное небо. Вверху пустота. Кромешность. Баловала только луна, желто-ярким оком выглядывавшая из-за клочковатых туч.
Швырнув папиросу в траву, он подошел к ограде и отодвинул одну из досок. И тотчас на территорию санатория прошмыгнули две тени в темных маскировочных халатах. В руках у каждого было по небольшому мешку.
— Никого? — спросил один из подошедших (невысокий, но очень плотный парень, эдакий лесной боровичок), осматриваясь по сторонам.
— Все тихо, — приглушенно ответил широкоплечий. — Принесли?
— Все здесь, — показал парень на мешок. — Лешак, переодевайся, а то ты в своей пижаме, как бельмо на глазу, — произнес он, развязывая горловину мешка.
В носоглотку тотчас ударил запах оружейного масла. Вытащив маскхалат, он протянул его Лешаку.
— Размер твой. А пижаму давай сюда. Не бросать же ее под кустом.
— Тоже верно.
— А тебя не хватятся? — спросил третий, маленький и гибкий, как хорек. Телосложением он напоминал недоразвитого подростка.
— Не хватятся. Здесь у меня свояк неподалеку живет. Сказал, что к нему пойду.
Переодевшись, Лешак сунул пижаму в мешок и сказал:
— Пошли. Только давай поаккуратнее.
Стараясь не шуметь, они прошли вдоль кустов сирени, плотной стеной росших вдоль ограды.
— Где-то здесь, — прошептал Лешак, посматривая себе под ноги, — будьте повнимательнее. Ага, вот!
Чугунный люк, встроенный вровень с землей, был неразличим даже на расстоянии нескольких шагов, — его наличие выдавала разве что небольшая проплешина в коротко стриженной траве, которую можно было увидеть, только приблизившись вплотную.
Поднатужившись, Лешак отодвинул чугунную крышку — негромко и сердито шаркнул металл. Прислушался: вроде бы никого — и только после этого заглянул в темный зев. Оттуда неприятно дохнуло застоявшейся сыростью, запахло сероводородом. На дне негромко и успокаивающе журчала вода, перекатываясь по неровностям.
— Давайте за мной, только поаккуратнее.
Ухватившись за поручни, Лешак нащупал ногой металлическую перекладину и начал осторожно спускаться. Еще пара перекладин — и из люка торчала лишь его голова, нелепо задранная кверху.
— Никого?
— Слезай! Все в порядке.
Спрыгнув, Лешак почувствовал, как сапоги холодным обручем по-хозяйски обхватила ледяная вода. Вокруг мрак, только над головой хитровато подмигивала луна, размышляя о чем-то своем.
Он шагнул в тоннель и оказался в абсолютной тьме. Гулким эхом звучал каждый шаг, а вода, шум который сверху казался всего лишь ласковым шепотом, теперь звучала подобно водопаду. Включив фонарь, Лешак направил рассеивающийся луч в сторону убегающего потока. Диаметр трубы оказался большим: в полный рост, конечно же, не пройти, но вот согнувшись можно передвигаться без особых хлопот.
Рядом спрыгнул второй, мелкий и худощавый Хорек, по виду сущий подросток. Но на самом деле ему было далеко за тридцать, и, несмотря на свой тщедушный вид, он был очень опытным диверсантом.
Третий, плотный боровичок с короткими мускулистыми руками, без труда задвинул люк, спрятавшись от любопытного взора ночных светил.
Вот теперь им ничто не помешает!
В трубе нестерпимо пахло сероводородом и еще какой-то скверной гнилью.
— Неужели вождь способен полоскаться в такой гадости?
— Выходит, что способен. Сколько нам идти? — спросил Хорек у Лешака.
— Метров триста, — тихо сказал Лешак, продолжая неторопливо идти вперед. — Сейчас немного пройдем по прямой, а дальше будет поворот направо. А уж там мы на месте!
В трубе гулко умирало эхо. Казалось, что шаги были слышны по всей длине трубы, а их затухающие отголоски широкой волной вырывались наружу и разносились по всей вселенной предупреждающим хлюпаньем. Вблизи что-то недовольно пискнуло. Лешак повернул фонарь на источник звука, вырвав у темноты крупную крысу. Стало быть, и эта тварь принимает лечебные ванны. Свет отразился в крохотных черных глазках. Никакого страха. Неужели принимает за своего? Посмотрели друг на друга два зверя и разошлись каждый в свою сторону.
— Водосборник, — указал Лешак на невысокий пролет.
Поднялись по узкой лестнице. Наверху была небольшая площадка, но для троих места хватит. Внизу негромко и успокаивающе журчала вода. На площадку выходила небольшая дверь, обитая проржавевшим железом, за этой дверью дежурили операторы.
— А теперь слушай меня, по моим данным, Сталин приедет в лечебницу в четырнадцать ноль-ноль. Так что у нас будет время еще раз как следует все продумать. — Лешак приподнял фонарик. Рассеивающийся луч затронул посуровевшие лица спутников. — Действовать надо жестко, решительно, как на учении. Шансов у Сталина немного: девять к одному. А теперь давайте отдохнем. Скоро нам понадобятся силы.
Глава 3 СКАЗКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
Начальник шифровального отдела щеголеватый лейтенант (собственно, таким и должен быть молодец в неполных двадцать пять лет), с тонкими ухоженными усиками на узкой капризной губе, негромко постучавшись, вошел в огромный кабинет Абакумова и, вытянувшись в струнку, подчеркнув и без того безукоризненную осанку, коротко доложил:
— Пришла радиограмма от Лисы.
— Давай сюда, — заметно нетерпеливым тоном потребовал Виктор Семенович.
Лейтенант решительно двинулся к огромному столу, за которым сидел начальник Главного управления контрразведки, и положил узкую полоску бумаги на одну из верхних папок.
