— Отбор слушателей проводится по категориям от нуля до пяти. Активисты, получившие ниже трех баллов, нам неинтересны. Это люди в основном из крестьянской среды. Они весьма ограничены в своих суждениях, со слабым развитием логики, с неразвитым аналитическим мышлением. Часто они непредсказуемы. В нашу школу мы стараемся брать тех, кто получил от трех до четырех с половиной баллов. Такие люди легко обучаемы, хорошо поддаются внушению, они во многом предсказуемы, с ними легче работать.
— А что вы делаете с теми, которые набрали пять баллов? — спросил Шелленберг, приостановившись.
— Такие люди встречаются крайне редко, — покачал головой Краузе. — Из всего набора их может быть один или два, в самом крайнем случае — три. Но таких людей мы тоже не берем.
— И что вы с ними делаете? Отправляете в печи Освенцима?
Подобные шутки были в духе бригадефюрера Шелленберга.
— Это было бы большим расточительством для Третьего рейха, господин бригадефюрера. По запросу доктора Гимпеля мы направляем их в лагерь «Л».
Шелленберг понимающе кивнул. Гимпель — фигура серьезная, его люди занимались тем, что собирали и обрабатывали разведданные о народном хозяйстве Советского Союза.
— Вижу, что у вас все поставлено на самом высоком уровне.
— Но это только часть нашей работы, — живо ответил Краузе, увлекая Шелленберга в сторону штаба, желтого двухэтажного здания с лепниной по фасаду.
Начальник школы прошел мимо двух бойцов в советской форме с автоматами, дежуривших у входа, и, распахнув перед Шелленбергом дверь, впустил его в просторный коридор. У тумбочки, выпучив глаза от усердия, стоял дневальный. Вряд ли он узнал в человеке, одетом в кожаное пальто, всесильного Вальтера Шелленберга. Но его вытаращенные жабьи глаза и без того выражали безмерную преданность Третьему рейху.
Шелленберг уверенно прошел по коридору, на ходу осматривая «наглядную агитацию», сделанную слушателями школы. У одного плаката он даже остановился. На нем был изображен Сталин в одежде мастерового и с пилой в руках. Рядом лежали доски, стояли новенькие гробы. Рисунок сопровождался надписью: «Батюшка Сталин заботится о своих дивизиях».
— Отдел пропаганды, — тотчас доложил Краузе, заметив интерес Шелленберга.
— Образно.
— Художник, который нарисовал этот плакат, прежде работал в газете «Правда», а вот теперь трудится в нашей разведшколе на благо рейха.
— Этот рисунок нужно оформить в качестве листовки. Вообще побольше инициативы… Кстати, почему ваши слушатели одеты в советскую форму? На какое-то время у меня возникло ощущение, что я попал в плен к русским.
— На территории школы слушатели носят униформу и знаки отличия Красной Армии. По уставу школы им положено иметь даже советские ордена и медали. У них русская кухня, русская литература, они поют советские песни. Мы даже настаиваем на том, чтобы при обращении и в разговоре друг с другом они использовали слово «товарищ». Им нельзя забывать советские привычки. — Перед одной из дверей начальник школы остановился и, широко распахнув ее, любезно пригласил: — Прошу вас, господин бригадефюрер, это мой кабинет.
— А он весьма неплох. — Осмотревшись по сторонам, Шелленберг задержал взгляд на стеновых дубовых панелях. — По размерам лишь немного уступает моему.
— Присаживайтесь, господин бригадефюрер, — предложил Краузе Шелленбергу большое черное кресло. А когда тот разместился, удобно закинув ногу за ногу, устроился напротив. — Наши преподаватели в основном из белоэмигрантов. Все они ненавидят Советы и вносят свой посильный вклад в нашу общую победу. Среди них есть немало бывших разведчиков и контрразведчиков, с которыми мы соперничали еще в Первую мировую войну.
— Кто бы мог подумать, что сегодня мы с ними играем в одни ворота.
— Полностью с вами согласен, господин бригадефюрер. Все они — очень высококлассные специалисты. Знают методы разведывательной службы России. Их деятельность уже сейчас приносит весьма ощутимые результаты. Кроме того, в программу учебы включены методы работы английской и американской разведок. Уделяется внимание вербовке агентов и работе с ними. Отрабатываются способы добывания и передачи агентурных сведений. Подрывное дело, приемы рукопашного боя…
Шелленберг удовлетворенно кивнул.
— Хорошо, а что вы еще можете сказать об отобранных вами двух агентах? Успех операции во многом зависит от начальной фазы, от того, насколько точно подобраны люди для ее выполнения.
Поднявшись, начальник разведшколы подошел к громоздкому застекленному шкафу. Ловко перебрал несколько папок и, отыскав нужную, вытащил ее. Развязав тесемки, он извлек из папки две фотографии и протянул их Шелленбергу.
— Первый, Маликов Сергей Владимирович, капитан. Кличка Лавр. Служил у Колчака. Однако этот факт своей биографии сумел скрыть от большевиков и впоследствии поступил в военную академию. Относится к типичным «крысам», — употребил Краузе профессиональный термин, — идеальный материал для агентуры. Интеллект средний, но весьма сильно развита интуиция, обладает отменным физическим здоровьем. У него прекрасные рефлекторные реакции. Для многоходовых оперативных комбинаций он не подойдет, не тот интеллект, — сдержанно заметил Краузе, — но вот для конкретных задач, которые ему ясны и понятны, он незаменим. В нашей разведшколе он обучается шесть месяцев, так что у нас было достаточно времени, чтобы изучить его. Он очень обидчив, мнителен. Не прощает ни одного грубого слова в свой адрес и всегда находит способ, чтобы отомстить. Но, кроме того, как и все «крысы», очень энергичен, сообразителен. Ему нравится доминировать над слабым, в этом случае он даже как будто бы подпитывается их страхом. Неделю назад проводилось первенство разведшколы по рукопашному бою. В финале ему попался противник с неустойчивой психикой…
Шелленберг невольно усмехнулся:
— В свою школу вы набираете и таких?
— Да, господин бригадефюрер, перед нами стоят разные задачи, и нам нужны разные люди. Не все задачи по плечу «крысам», зато их успешно выполняют вот такие психопаты. Их поединок проходил очень жестко. Сбив с ног психопата, Лавр начал нещадно избивать его. Даже в этот момент было видно, как он подпитывается страхом поверженного противника.
Отложив в сторону фотографию, Шелленберг спросил:
— А что будет, если он сам начнет испытывать страх?
— В этом-то и заключается слабое место «крыс». Страх буквально «обесточивает» их. В этом состоянии они легко могут пойти на самоубийство. Провал — это сильнейший шок, и для «крыс» наиболее предпочтительный в этом случае вариант — уйти из жизни. Эту их черту мы тоже весьма активно используем в нашей работе.
— Хорошо. Что вы можете сказать по второму агенту? — Шелленберг взял вторую фотографию.
— Зовут его Тойво Пюхавайнен, оперативный псевдоним — Алекс. Он интеллектуал, легко набрал четыре балла, но в действительности его возможности значительно выше. Он обладает даром убеждения, имеет сильно развитое абстрактное мышление, мыслит системно и глубоко. Если говорить цинично, мы ведь готовим пушечное мясо для разведки, а он весьма отличается от общего потока. Отправлять на передовую таких людей для выполнения примитивных заданий очень жаль.
