— Ты, видать, с ним тесно был связан, — Кисель, не спуская с Яниса глаз, следил за его перемещениями по камере.
— За безопасность я у него отвечаю. Но это только так, типа для названия. А на самом деле он на меня все свалил. Я все и делал. Статуэтку потеряли — я ищи. Баба сбежала — я этим занимался. Казино его же человек обчистил, а я разруливай! Но я не запалился даже нигде! Врубаешься? — Янис распалялся все больше и больше. — Нет у Чертышного никаких доказательств. Блефует, сука! Статуэтку эту поганую я не крал. Руки у меня чистые. Я даже не заказывал ее. Мелихов сам все переговоры с исполнителями вел. Сандаев?! А ты докажи, что это я его с балкона кидал. У меня «быки» для этого есть. Я своих отпечатков нигде не оставлял. Никто не докажет это. Оружия у меня нет. Я от него чисто избавился. Не мальчик. Дружок его, которого мы спалили?.. Это да… Но опять же недоказуемо, что я. А то, что мы Платона накрыли, так это больше к Мелихову вопросы должны быть. Все знают, что Платон шулером был. А я по казино нигде не прохожу.
Кисель усмехнулся.
— Да я в сравнении с тобой — младенец невинный, — он отодвинулся к краю нар, освобождая место для сокамерника. — В наши времена, если бы я столько наделать успел, меня бы точно упекли на всю жизнь.
— А ты пойди, докажи, что это я Платона уложил. Свидетелей нет. Кто докажет, что это я стрелял? Правильно?
— У тебя бумага-то для малявы есть? — поинтересовался собеседник.
— На пачке на твоей накарябаю, — Янис присел рядом с Киселем.
— А тут и карандашик такие же, как мы с тобой, горемыки припрятали.
Кисель сполз с нар и направился в дальний угол камеры. Рядом с дверью он присел на колени и вынул из стены небольшой кусок штукатурки. Из-под нее торчал огрызок карандаша.
— На, пиши, — Кисель приблизился к Янису и протянул ему карандаш.
— Сигареты давай, — Янис выставил перед собой раскрытую ладонь.
Кисель вынул из пачки оставшиеся несколько сигарет и протянул пачку Янису. Сунув одну сигарету за ухо, он аккуратно положил остальные на нары.
— Курить захочешь — возьмешь.
Кисель прошелся по камере и остановился под высокой зарешеченной амбразурой у самого потолка.
— Слушай, кореш. Ты только язык не распускай. Все, что я тебе здесь сказал, между нами останется, — Янис аккуратно разорвал стык пачки из под сигарет, расправил сгибы и принялся писать.
— Само собой. О чем базар? Мог бы и не предупреждать, в натуре.
* * *
Принцесса села в кресло напротив телевизора и обхватила себя руками за плечи. Все окна были закрыты, в квартиру не проникало ни единого дуновения ветерка. И тем не менее девушку бил озноб. Минут десять она сидела без движения, пытаясь согреться, но из этого так ничего и не вышло.
Порывисто поднявшись с кресла, Принцесса быстро прошла в прихожую и подергала ручку входной двери. Ее закрыли снаружи. Девушку сковал самый настоящий страх. В душе прочно поселилось недоброе предчувствие. Не стоило ей отпускать Разгуляя. Нужно было настоять, уговорить его, переубедить… Сделать все что угодно, но только не отпускать.
Она вернулась в комнату. По щекам беззвучно струились слезы, но Принцесса даже не замечала их. Озноб усиливался с каждой минутой. Подняв руку и коснувшись лба, девушка тут же отдернула ее. Ощущение было такое, словно она дотронулась до раскаленной печки. Ноги подкашивались…
На кухне она выпила стакан воды. Затем еще один. Стало немного легче. Значит, это не простуда. Температура могла подняться и на нервной почве. Остановившись возле окна, Принцесса несколько раз шумно вдохнула и выдохнула. Ей нужно было успокоиться во что бы то ни стало. Если не можешь изменить обстоятельства, измени отношение к ним.
Луна выскользнула из-за туч и осветила ее бледное лицо. Принцесса закрыла глаза. Перед мысленным взором тут же появился образ Разгуляя. Их первая встреча утром, его улыбка… Затем картина, как Янис с подручным волокли его в сторону подвала… Избитый, привязанный к стулу. И потом… Напротив, такой жесткий, уверенный в себе человек на кухне у Пита.
«Девушку, которая спасла мне жизнь, я ему на растерзание не отдам». Спасла ли?..
Решение пришло мгновенно, как вспышка молнии, прорезавшая ночное небо. О чем она думала раньше? Почему сразу не поступила таким образом?
Не обращая внимания на озноб, Принцесса быстро прошлась по комнатам и отыскала то, что ей нужно, на журнальном столике рядом с креслом, в котором она сидела пять минут назад. Сорвала с базы трубку радиотелефона. Палец, подрагивая, застучал по кнопкам набора.
* * *
— Кто тебе это сказал?
Чертышный был заметно взволнован. Разговаривая по телефону, он не заметил, как на пороге кабинета появился сержант Денисов.
— Товарищ подполковник, вы просили… Я Киселева привел.
— Вот черт! — Чертышный прикрыл ладонью микрофон трубки и бросил взгляд на часы. — Ладно, входите.
Сержант отступил в сторону и пропустил в кабинет худощавого мужчину в серой футболке. Руки мужчины были сцеплены за спиной наручниками. Подполковник показал задержанному на стул возле своего стола и вновь обратился к невидимому абоненту на противоположном конце провода.
— Хорошо. Я все понял. Только… Надо в первую очередь успокоиться. Договорились? Я как раз сейчас этим и занимаюсь. Я все сделаю. Ладно…
Чертышный опустил трубку на рычаг.
— Вам удалось что-нибудь сделать? — подполковник перевел взгляд на Денисова.
— Да, товарищ подполковник. Показания задержанного записаны на диктофон, — сержант выложил перед Чертышным прибор, выполненный в форме миниатюрного мобильного телефона.
— Ну, давайте послушаем.
Чертышный откинулся на спинку стула. Сейчас его волновала совсем иная проблема. Комбинация, задуманная с Янисом при помощи подсаженной к нему в камеру «наседки», уже не имела такой актуальности. Все шло псу под хвост. Под ребрами болезненно заныло, а к горлу нежданно-негаданно подкатился тошнотворный ком. Чертышный сглотнул.
— Товарищ подполковник, вы бы наручники сняли с меня, — мужчина в серой футболке покосился на Чертышного.
— Рановато ты что-то об этом заговорил, Кисель. Пока у меня больше оснований содержать тебя здесь, чем отпустить, — Чертышный наблюдал за движениями сержанта, который, взяв в руки диктофон, принялся нажимать на кнопки.
— Обижаете, начальник, — Кисель состроил постную мину. — Я свою часть работы сделал. Вы бы видели, как я там распинался перед ним. Да я получше ваших оперов его раскрутил. Во мне талант, может, актерский погибает, товарищ подполковник… Я там такой спектакль перед вашим Янисом разыграл, что мало вам не покажется. Мне вообще в театре надо быть, а не в ментовке. А вы меня в изолятор временного содержания… Вот ведь несправедливость жизни!
