– Я так не думаю.
– Ты давно мне нравишься, иначе бы я не приехал. Мне неинтересны Корманы, я мечтал увидеть тебя. Я все время о тебе вспоминал.
– А я – о тебе. Хотя я не ожидала, что все так получится. Я даже не могу сказать, как такое произошло!
Она стыдливо опустила голову, а Джей с улыбкой прочитал:
Когда он подошел к моей постели,
Стал сам собою распускаться пояс,
Едва-едва на мне держалось платье,
Но это вспомнить я еще могу.
Когда ж сомкнулись жаркие объятья,
Уже не помню, где был он, где я,
Где были наши руки, где колени,
А что мы делали – совсем не помню!
[78]
Ратна вскинула удивленные глаза.
– Что это?
– Стихи одного индийского поэта. Я забыл его имя, оно слишком сложное. Они написаны очень давно.
Как ни странно, Ратна погрустнела.
– Я не умею ни читать, ни писать. Я никогда не стану равной тебе. Ты многое знаешь о моей стране, обо мне. А я о тебе – ничего.
– Я уже говорил тебе, что ты для меня – загадка.
– Теперь загадок не осталось.
– В тебе есть тайна, которую мне хочется постигать снова и снова.
Несмотря на эти слова, Ратна вернулась в соседнюю комнатку, где спали Сона и Сита, и остаток ночи присматривала за больной.
Утром Сона выглядела значительно лучше. Сита накормила ее кхичри
[79]
и напоила чаем с молоком. Ратна спросила, из какой она касты. Сита оказалась деревенской вайшьей. Ратна усмехнулась: все окружавшие ее люди были выше ее. Но что-то подсказывало ей, что сейчас и ее, и их положение определяет не каста, а нечто другое: везение, веление богов и умение выживать.
Она вышла проводить Джея. Ратна не спрашивала, приедет ли он еще, да он и сам этого не знал. Его могли куда-то перевести, а могли и убить.
– Я никогда не забуду того, что было, – сказал он.
– Я думала, ты не захочешь помнить.
– Я просто не смогу иначе.
– Я знаю, что ты должен жениться на белой девушке.
Джейсон усмехнулся.
– Вот именно, должен!.. Из-за этого я чувствую себя особенно паршиво.
Ратна смотрела вдаль, на набегавшие из-за горизонта пушистые облака. Ниже вода переливалась золотом и зеленью под тонкими нитями серебристого тумана. Поймавшие воздушное течение птицы невесомо парили над миром.
Издалека доносился привычный шум барабанов, но сейчас в нем словно таилась угроза. Джею почудилось, что, хотя в эту ночь они были близки так, как только могут быть близки мужчина и женщина, многое осталось невысказанным.
– Когда я выходила замуж, мне внушали, что муж дан богами, что это – судьба. Что я должна жить интересами мужчины. У нас говорят: «Женщина рождается в касте своего отца, но приобретает дхарму своего мужа». Так вот, с некоторых пор я хочу иметь свою собственную дхарму.
Джейсон не знал, что слова, произнесенные Ратной, заключали в себе немыслимую суть для индианки, но он понял, что она хотела сказать.
– Ты не веришь мужчинам, они кажутся тебе ненадежными и слабыми?
– К сожалению, жизнь не давала мне доказательств обратного.
Джей взял ее за руки.
– Я постараюсь сделать так, чтобы ты мне поверила!
Когда он ушел, Ратне впервые за много дней захотелось плакать, но она сдержалась. Ее ждали дела.
Войдя в хижину, она увидела, что Джей оставил ей деньги. Конечно, они пригодятся для лечения Соны и еще для многого, и все же Ратну посетило неприятное чувство. Неважно, хотел ли англичанин откупиться от нее или поблагодарить, все равно вышло так, что он ее оскорбил.
Когда Ратна поправляла сари, нить ее дешевого ожерелья порвалась, и по полу запрыгали бусинки. На глаза вновь навернулись слезы. Пусть бы лучше Джей преподнес ей подарок, самый простой, но зато от души!
Сита тоже плакала. Она совершила то, что навсегда изменило ее жизнь, и боялась последствий.
– Я не смогу вернуться – Сунита меня убьет!
– Не сможешь, – подтвердила Ратна и заметила: – Ведь я не вернулась!
– Ты говорила, что тебе пришлось пережить немало горя. Не было ли это наказанием за твой проступок?
– Горе еще прежде, капля за каплей, крало у меня жизнь. Я сбежала именно для того, чтобы уберечь и сохранить хотя бы частичку своей души.
Ратна шла вдоль берега. Жрецы разжигали благовонные курения в глиняных чашах, и ароматный дым поднимался к небу. Торговцы раскладывали на продажу раковины, большие и маленькие, играющие всеми оттенками воды и неба.
Один из торговцев, молодой парень, окликнул девушку:
– Не желаешь ли купить сокровище Кришны, сестра?
Замедлив шаг, Ратна увидела, что он показывает ей перламутровую раковинку, похожую на бутон чайной розы, какие росли в саду у Корманов.
– И чем она отличается от других?
– Ее завитки идут в другую сторону. Такая раковина священна и приносит большую удачу в любовных делах. Я возьму с тебя две анны.
– Это дорого.
Он улыбнулся.
– Счастье стоит дороже.
Усмехнувшись, Ратна протянула ему деньги, а после сжала раковинку в кулаке. И не слишком удивилась, когда на душе стало значительно легче.
Глава XV
Флора Клайв давала большой прием. Если у тебя есть деньги, надо их на что-то тратить, и если располагаешь кучей свободного времени, это надо как-то использовать.
Под туго натянутыми навесами, украшенными побрякушками и кистями, были расставлены столики. Казалось, вот-вот появятся мужчины в белоснежных тюрбанах, куртах и дхоти и женщины в золототканых, вышитых или расписных шелковых сари, кованых, филигранных, массивных или ажурных украшениях, оттенявших смуглость кожи и черноту волос. Однако публика была белой, а угощение – европейским, ибо не каждый желудок способен выдержать пожар индийских яств.
Флора, как и приличествует пожилой хозяйке дома, с царственным и вместе с тем несколько усталым видом восседала на импровизированном троне и снисходительно наблюдала за гостями. Время от времени кто-то из них подходил к ней, и тогда она любезно поддерживала беседу.
За ее спиной опускалось и поднималось опахало из радужных павлиньих перьев, которое держал в руках молодой слуга, но сама Флора была в черном. Чопорная английская вдова, в чьей жизни нет места наслаждениям, удовольствиям, похоти – всему, что низменно и противно духу.
– Что с мятежом? – спросила Флора у губернатора, хотя ее совершенно не интересовали ни война, ни политика.
