Мухсине в тот же вечер попыталась последовать совету разумной Амины.
– Ибрагим-паша, совсем скоро вам придется возвращаться в Стамбул… Я умру в разлуке с вами…
– Я думал об этом. Я возьму тебя с собой.
– Куда?!
Ибрагим провел пальцами по ее роскошным темным волосам, чуть улыбнулся:
– Почему ты так испугалась, не хочешь уезжать?
Она почти схватила его руку, прижалась губами, потом щекой:
– За вами я готова хоть на край света, хоть в темницу, но куда вы можете меня взять?
– В гарем не могу, у меня просто нет гарема, всех наложниц и даже жену был вынужден отдать другим. Но я могу поселить тебя в доме моего отца.
– Вашего отца?
– Да, мне сообщили, что он согласился переехать в Стамбул, во всяком случае, пока. Он будет жить не в самой столице, а чуть в стороне, чтобы меньше общаться с чужими. Поселив тебя там, я смогу часто навещать и содержать тебя достойно.
Конечно, Мухсине хотела вовсе не этого. Она уже достаточно много знала о завидном положении Ибрагима, о том, что султан доверяет ему во всем, что визирь все больше берет дела империи в свои руки. Мухсине меньше всего интересовали дела империи, она действительно полюбила Ибрагима, но близость власти – сильнейший магнит, одна только причастность к ней, даже такая призрачная, может свести с ума кого угодно.
У девушки хватило ума не возражать. Всему свое время, человек, власть которого в империи растет не по дням, а по часам, завтра сможет куда больше, чем сегодня. Если сегодня он боится косого взгляда своей супруги, не значит, что завтра он будет бояться ее так же. Говорят, Повелитель доверяет своему другу с каждым днем все больше. Может, наступит день, когда друг окажется дороже сестры, вернее, ее обиды.
Нужно только дождаться такого дня, не просто дождаться, а стать для Ибрагим-паши столь дорогой, чтобы не посмел даже думать о том, чтобы от нее избавиться.
Мухсине склонила голову, орошая руку Ибрагима слезами, вполне искренними:
– Я готова на все, лишь бы видеть вас хотя бы изредка.
В конце концов, почему желание власти и любовь не могут идти рядом? Она искренне любила Ибрагима, так же искренне желала быть с ним рядом. А если любимый при этом богат и властен… что же тут плохого. Он сам разберется с супругой и ее царственным братом.
Ночь любви была весьма жаркой…
Ибрагим действительно забрал Мухсине с собой в Стамбул и поселил в доме, где уже жили Теодор и Микос с Марией. Вместе с Мухсине приехала и Амина, получившая много наставлений от своего хозяина. Главным было сообщать обо всех действиях Великого визиря и загодя предупреждать, если у того вдруг еще раз появится желание направить свои стопы в Египет.
Теперь у Ибрагима были две страсти – власть и Мухсине. Обе смертельно опасные, но, возможно, именно опасность и усиливала обе страсти. Кто знает, будь он с детства богат и знатен, стал бы добиваться настоящей власти? Будь Мухсине просто доступной наложницей в его гареме, долго ли продержалось бы внимание хозяина к своей рабыне?
Но Ибрагим был вознесен на вершину власти прихотью судьбы, хотя, безусловно, был этого достоин, но каждую минуту мог ожидать падения. Сулейман поклялся не казнить его из прихоти, но кто же не знает, что существует снятие любой клятвы – фетва, а уж для султана тем более. Малейший неверный шаг, и голова полетит с плеч.
Так же Мухсине. Ибрагим был влюблен по-настоящему, тосковал, писал сумасшедшие письма, если всего пару дней пропускал, не наведавшись в заветный дом. Но кто знает, может, эту страсть подогревала связанная с ней опасность?
У Ибрагима были дела по подготовке к предстоящему походу, связанные с многочисленными морскими проектами, с проектом захвата Йемена, вернее, его побережья, чтобы мешать португальцам хозяйничать в море вокруг Аравийского полуострова, торговые дела, управление сложным хозяйством под названием Стамбул и еще многое-многое другое. Великий визирь с согласия султана брал все больше дел, а следовательно и власти, в свои руки. Сулейману нравилось перекладывать дела на достойных людей, это было умно, не мог падишах вникать в любые мелочи, для этого есть чиновники, дело Повелителя точно выбрать этих чиновников.
Сулейман почти перестал посещать заседания Дивана, что тоже немало удивляло его подданных. Но просиживать часами, выслушивая даже мелочные просьбы решившихся дойти до Дивана, ему казалось глупым. В одной из стен зала, где проходили заседания, было сделано большое окно, закрытое решеткой, сквозь которую все слышно, но мало что видно, особенно со стороны заседавших. Сулейману было вполне достаточно время от времени присутствовать позади этой решетки на удобном ложе с подушками, чтобы убеждаться: Ибрагим справляется с потоком дел сам.
По крайней мере дважды в неделю, когда заседал Диван, Сулейман убеждался, что Ибрагим незаменим, и радовался, что не побоялся вознести своего друга-раба столь высоко. Он действительно ценил Великого визиря за его работоспособность и разум, а доносы о взятках, которые берет паша… кто же их не берет? Снова и снова Сулейману нашептывали, что венецианцы одаривают Великого визиря немалыми дарами, султан только посмеивался: глупый народ, ведь все, что есть у Ибрагима и других пашей, по сути, принадлежит им временно. В случае опалы, что почти наверняка означало казнь, все, что награбил или наворовал чиновник, отходит казне.
Это вовсе не значило, что Сулейман поощрял взятки и грабеж, он даже собственного зятя Ферхад-пашу не пожалел, казнил за бессовестное обирание подданных, но если все в разумных пределах, то почему нельзя принимать подарки от тех же венецианцев? Пока Великий визирь не делал ничего, что шло бы не на пользу империи. Пусть дарят…
Служил султану визирь отлично, не знал ни сна, ни покоя.
Сулейман с удивлением узнал о том, что Ибрагим привез из Парги отца и брата, однажды даже съездил в тот дом, посмотреть, в каких условиях живет Великий визирь вне подаренного дворца, остался доволен и домом, и приемом и успокоился, попросту забыв об их существовании.
Дела, дела… они поглощали все время, не время спать, когда империя и весь мир требовали неустанных действий.
Из-за всех этих дел, а также появления собственной тайны под именем Мухсине Ибрагим на время забыл султаншу Хуррем, совсем забыл. К тому же прошло пять лет с тех пор, как он касался ее восхитительного тела, скрипел зубами от сознания, что собственными руками разрушил свое счастье.
Теперь у него были захватывающие государственные дела, супруга – сестра Повелителя, прекрасная Мухсине для души и мечтаний и власть… Последнее важней всего, важней Хатидже и Мухсине, важней даже этой зеленоглазой колдуньи, без конца рожавшей Повелителю сыновей.
Что такое настоящая большая власть, может оценить только тот, кто ею обладал. У нее две стороны: первая внешняя, блестящая, яркая, шумная. Бывший раб Ибрагим теперь был усыпан золотом, причем своим, а не господским, окружен драгоценными конями, ел-пил лучшие яства и лучшие вина, был окружен почетом.
