Немного в сторонке — бутылка красного вина. Все как и положено! Рядом две девушки — очень красивые, с распущенными волосами. Наверняка взяты напрокат из какого-нибудь модельного агентства. Девушкам хорошо — мясца покушают, да и менеджеры тоже внакладе не останутся.
Дело Мерзоева оказалось очень большим. Кроме обвинительных заключений, включавших по несколько десятков страниц, оно содержало множество показаний свидетелей и просто донесений оперативных источников. Судя по записям, на допросах он вел себя дерзко и признавал собственную вину только тогда, когда пол под ним начинал трещать от тяжести изобличительных материалов. В целом фигура не слабая, с бесспорными заявками на лидерство. Во всех трех ограблениях он был ведомый и получал минимальные сроки. Досрочного освобождения не заслужил и, что называется, отсидел от звонка до звонка.
Дело изобилует фотографиями, но они, как правило, не прибавляли ничего нового: похоже, круг общения у него сложившийся, одни и те же физиономии, вот только женщины менялись да ландшафт.
Фотографии были собраны в компьютере, как в хорошем альбоме: их можно было быстро полистать, разложить из них пасьянс и даже увеличить отдельные части снимка. Одна фотография особенно заинтересовала Шибанова. Видно, что компанию из двадцати человек сняли во время застолья. На именины не похоже — на столе блины с медом, кутья, да вот еще водка во множестве. Такое впечатление, что ребятки поминают безвременно усопшего. Да и лица хмурые, некоторые откровенно злые. Только в дальнем углу сидели двое мужчин и натянуто строили друг другу улыбки. Первого капитан Шибанов узнал сразу — это был Мерзоев, чуть помоложе, с короткой модной стрижкой. А вот второй… Тоже как будто бы знакомое лицо. Определенно, где-то он его уже видел. Григорий щелкнул мышкой, и фрагмент снимка увеличился втрое. Утонченные черты лица, длинный, с небольшой горбинкой нос, глаза пронзительные, острые, какие могут быть только у орлана, высматривающего на далекой земле добычу. Соседом Мерзоева был Закир Каримов.
С минуту капитан Шибанов осознавал собственное открытие, разглядывая снимок. А потом выключил монитор.
Напряжение сказалось — заломило под лопаткой. Григорий поднялся и сделал несколько вращательных движений плечами, немного полегчало. В сейфе на самой верхней полке лежало дело Каримова, но он специально не спешил его вытаскивать и как бы растягивал удовольствие, словно предчувствуя, что в толстой папке его ожидает немало интересного.
Размявшись, Шибанов выдвинул ящик стола, в нем под тоненькой ученической тетрадкой лежал ключ от сейфа — длинный штырь с глубокими бороздками на конце. Его, конечно, можно было бы упрятать поглубже, хотя, с другой стороны, вроде бы и ни к чему. Кругом свои, и среди сослуживцев не водилось привычки рыскать по чужим сейфам. За подобное пристрастие в органах карают не менее строго, чем крысятников на зоне.
Григорий вставил ключ в скважину. Дверца легко распахнулась, обнажив темное металлическое нутро. На самой нижней полке лежало три папки, справа — в синем переплете — досье Закира Каримова. Капитан помнил каждый листок из дела.
На трех из них были заметны круглые следы. Наверняка опер, что вел следствие, любил баловаться кофейком и ставил кружку прямо на исписанные страницы. На двух толстых, почти картонных листах, неаккуратно вклеенных в самую середину и заполненных крупным почерком старательного второклассника, отчетливо отпечатались жирные следы. Сопутствующую картину представить несложно — после рабочего дня опера решили разговеться пивком, а чтобы не испачкать стол жирной рыбкой, положили куски прямо на бумагу. Капитан Шибанов любил порядок и к подобным издержкам профессии относился отрицательно, даже сейф содержал в чистоте и периодически выметал сор небольшой щеточкой.
У майора Усольцева сейф всегда был завален разным хламом, и, кроме всякого рода бумаг, там можно было обнаружить куски черствого хлеба, огрызки яблок и пустые бутылки. Он вообще любил работать под гусара, и частенько в недрах сейфа наряду с бутылками из-под шампанского можно было заметить и презервативы.
Шибанов подвинул поближе настольную лампу и щелкнул выключателем. Свет радостно брызнул на раскрытые страницы. Капитан принялся терпеливо листать досье, вчитываясь в записи следаков. Ну никакого художественного воображения!
Всего лишь сухое изложение фактов, да и то косноязычное.
Уже в конце папки внимание Григория привлекло оперативное сообщение некоего Куцего, который потихоньку капал куму на ближайшее окружение взамен на некоторое послабление в режиме. «…Вчера Каримов Закир разжаловал в мужики блатного с погонялом Рваный. Дал ему пощечину и сказал, что тот отныне должен называться Гнилой…» За что произошло понижение, не указывалось, но факт сам по себе примечательный. Смотрящий на зоне имеет власть не меньшую, чем хозяин колонии. Далее сообщалось о том, что Гнилого правильные мужики в семью не приняли, отступились от него даже земляки. А еще согнали с престижной шконки и определили по соседству с петушиным углом. Падение в таком случае всегда стремительно, и капитан Шибанов не удивился тому, что через неделю осужденный с погонялом Гнилой поменял не только свое место приписки, но и социальное положение, разместившись по правую руку от «главпета».
Этот же источник сообщал о том, что Закир Каримов выдал две бутылки водки на день рождения заключенному Мурзе. Сам по себе факт ординарный, при желании в колонии можно отыскать даже дурь. Благо тропинка на волю была проторена, а деньги за колючей проволокой водились всегда. Вот только человек с погонялом Мурза имел фамилию Мерзоев. Там же сообщалось, что Закир перевел Мурзу в подпаханники вместо разжалованного Гнилого, определив его присматривать за мужиками.
Странность заключалась в том, что несколько лет назад Мерзоев ходил при Закире шнырем, в обязанность которого входило каждый вечер подметать бендюгу.
Выходит, что Мерзоев знал Каримова не менее восьми лет и последние четыре года они парились рядышком. Даже откинулись почти одновременно, с разницей всего лишь в три месяца.
Григорий закрыл папку, тщательно завязал ее. Небрежно смахнул ладонью приставшие соринки и аккуратно убрал досье на место. Будет что рассказать завтра полковнику! — ликовала душа. Заперев сейф, Шибанов привычно убрал ключ под тоненькую, уже изрядно затертую тетрадку. А почему, собственно, завтра?
Набрав номер телефона, он спросил:
— Верочка, шеф у себя?.. Ага, отлично. Иду к нему. Есть одно неотложное дело. Да, не могу ждать до завтра.
Посмотрев на себя в зеркало, он машинально пригладил и без того короткие волосы и уверенно вышел в коридор.
Полковник Крылов выслушал Шибанова молча, не перебив ни разу. Редкий случай. Он даже не задал ни одного вопроса. Лишь иной раз кивал крупной головой да потирал круглый подбородок. Несмотря на мелкие шалости, какие можно простить всякому здоровому мужику, опер он был первостепенный. Из множества версий полковник, как правило, интуитивно угадывал наиболее выигрышную. И это даже в том случае, когда она не блистала красивым фасадом и смахивала всего лишь на цепь роковых случайностей. Взяв след, он его уже не терял и напоминал хваткой бойцовскую собаку, которой достаточно всего лишь зацепиться могучими челюстями за шкуру своего противника, чтобы потом потихонечку добраться до самого горла, сомкнуть клыки на нам и навсегда перекрыть кислород!
