Антиквариат, Сева Вологодский, да и сам Варяг были для него уже тенями из прошлой безумной жизни, а впереди ожидала роль чудаковатого иностранца-богача, вкладывающего шальные суммы в фонд для бездомных животных.
Миша Хвост отрицательно покачал головой:
— Не годится… Не думаю, что мое положение такое уж безнадежное.
Голова его сейчас была занята совершенно другими мыслями. Как ему казалось, он уже стоял по колено в теплом океане, и смертельная опасность, что дышала ему в затылок, представлялась несерьезной.
— Смотри, — поднялся Сева Вологодский. — Я хотел как лучше.
Он не торопился поднимать со стола барсетку, как будто бы давал Мише Хвосту еще один шанс.
— Все обойдется, — уверенно сказал Миша, провожая гостя до двери.
Сева ответил не сразу. Хвост стоял рядом со своим телохранителем, едва не касаясь богатыря телом. В его присутствии Миша чувствовал себя очень уверенно, и его круглое лицо буквально излучало флюиды защищенности. Нечто подобное ощущает пятилетний ребенок, когда его за руку держит отец. Безусловно, самый сильный человек на планете.
Взгляд Севы Вологодского остановился на бесстрастном лице телохранителя. И тот, как будто не выдержав откровенного интереса колючих глаз, прикрыл веки.
— Мне очень жаль.
Ни слова не сказав, во дворе к Севе присоединился его собственный сопровождающий. Недоверчиво стрельнув по лицам провожающих, он открыл перед боссом дверь, закрывая его собственным телом.
— Поехали, — обронил Сева водителю, плюхнувшись в кожаное кресло «Мерседеса». И как будто ни к кому не обращаясь, произнес:
— Интересно, сколько это займет времени.
* * *
Миша Хвост вернулся в свою комнату и теперь отчетливо понимал, что обрести былое душевное равновесие не помогут даже привычная обстановка собственного кабинета и милое его сердцу расположение фотографий на стенах.
Чтобы привести нервишки в порядок, он всегда принимался рассматривать снимки, которые занимали едва ли не двадцать квадратных метров стен. На одних фотографиях он был запечатлен с известными людьми: политиками, деятелями культуры, учеными. На других — с известными ворами. Все это вместе он называл душевной подпиткой. Некоторые из них уже успокоились навсегда, и для них он выделил «уголок памяти», который располагался в том самом месте, где должны были висеть иконы.
Почувствовав посторонний взгляд, Миша Хвост обернулся. В дверях стоял его телохранитель-атлант и смотрел прямо в затылок шефу. Несмотря на габариты, он мог передвигаться по дому совершенно неслышно и, подобно спруту, протискиваться в самую узкую щель.
Миша Хвост привык к постоянному присутствию своего телохранителя, как к стоптанной паре башмаков, но в этот раз его присутствие неприятно покоробило Хвоста.
— Ты вот что… когда будешь выезжать, захватишь Вику. Она мне нужна. — Телохранитель хотел что-то сказать, но Миша Хвост перебил его:
— Знаю!.. Она говорила, что не поедет, но ты должен ее убедить. Предложи ей деньги. Большие деньги. Она должна согласиться. А потом, у тебя дар убеждать женщин. Без нее лучше не приезжай… я могу обидеться.
К Вике Миша Хвост присох. И это случилось с мужиком, который успел перебрать на своем веку не одну сотню баб; с ним, поднаторевшим едва ли не во всех любовных искусах и искренне считавшим, что женщина существует исключительно для любовных утех. И вот на тебе… вляпался! Причем по самые уши. Стоило ей только качнуть бедрами, как Миша становился невероятно тупым, а глаза, от которых холодели его враги, делались отчего-то влажными, и взгляд не поднимался выше девичьего пупка.
Девушка вила из вора корабельные канаты, что неблагоприятно сказывалось на его репутации. Но он, казалось, заболел хронической куриной слепотой и совсем не замечал ехидных перешептываний своего окружения.
Телохранитель отрицательно покачал головой и голосом, в котором слышалось сочувствие, произнес:
— Я пришел за другим… босс.
Только сейчас Миша Хвост заметил, что правая рука верного атланта сжимала «вальтер». Симпатичная такая вещичка, с никелированным покрытием.
Рука плавно поднялась вверх, и «ствол» остановился точно на середине груди Миши.
— Что за шутки! — попытался напустить страха Миша Хвост. — Опусти «ствол», а то еще пальнешь сдуру!
Атлант не испугался. Лицо его застыло в печальной улыбке.
— Это не шутки, шеф, все гораздо серьезнее. Ты стал лишним. Знаешь, что бывает в шахматной партии, когда король не сумел организовать победы и остался без защиты? — И, не дождавшись ответа, продолжил:
— Его просто кладут на доску, — и, улыбнувшись, добавил:
— И забивают сверху крышку гроба.
— Почему?.. Может, я тебя чем обидел? — в глазах Миши Хвоста страха не было, одно лишь удивление.
— Вовсе нет.
— Может, я тебе мало платил?
Вновь отрицательное покачивание головой.
— Тоже нет.
— Тогда почему? — недоуменно спросил Миша Хвост. Атлант грустно ответил:
— Не ломай себе голову, босс. Ты здесь ни при чем. Просто жизнь так погано устроена.
— Я тебе верил. Валек, — не то упрекнул, не то констатировал вор.
— А вот это ты напрасно. Сам же прекрасно знаешь, что в этом мире абсолютно никому нельзя доверять.
Телохранитель вообще разговаривал очень редко, и, уж конечно, Хвост никак не мог предположить, что тот способен пуститься в какие-то рассуждения.
Он всегда воспринимал телохранителя как утес, эдакий невозмутимый, спокойный, который с высоты своего роста даже нешуточные человеческие трагедии принимает всего лишь как шуршание прибоя у своего каменистого подножия. И вот, здрасьте тебе! Разверзлись уста у диабазовой махины, разговорился!
— Это все, что ты хотел мне сказать?
Страха Миша Хвост не ощущал. Глупо вымаливать прощение, когда видишь, как над самой шеей завис топор палача.
Атлант отрицательно покачал головой:
— Вовсе нет. Я хотел сказать, что Вика тебе не принадлежит. Извини за откровенность, но она никогда и не была твоей. Она принадлежала только мне. Я ее трахал вот на этом самом диванчике, возле которого ты стоишь, в твоем собственном кабинете. Не знаю почему, но ей очень нравилось, чтобы я пялил ее именно стоя. Мне-то со своим ростом как-то неудобно, но ничего, приходилось приспосабливаться, чтобы доставить барышне удовольствие. У тебя, хозяин, отвратительный вкус… был. Ты почему-то всегда западал на потаскух.
Миша Хвост негромко, не разжимая зубов, зарычал, словно смертельно раненный зверь.
— Ты лишний, хозяин, — продолжал атлант, — во всех отношениях лишний.
