— Фи! — Инна деланно обиделась. — Какой же ты все-таки противный!
Захар посмотрел на часы:
— Ох, я уже опаздываю. Кажется, не успею даже выпить чашки кофе. Ну да ладно, взбодрюсь позже. Инна поднялась, невинно раздвинув колени.
— Неужели ты не хочешь сказать мне на прощание несколько ласковых слов?
Захар торопливо застегивал рукава рубашки.
— Очень хочу, — мерил Захар глазами девушку, — честно говоря, я бы сказал даже не пару слов, а выступил бы с целой речью. Но ты же знаешь, я опаздываю.
За это время Захар успел немного узнать Инну, она становилась особенно приставучей в тот момент, когда он торопился. Причем, чтобы добиться своего, она использовала едва ли не все запрещенные методы. Сейчас, обнаженная, с торчащей грудью и возбужденными сосками, она была неотразима.
А вот это уже запрещенный прием — Инна прижалась к нему всем телом, и ее узкая прохладная рука ужом скользнула ему в штаны, заставив напрячься.
— Что ты делаешь? — задышал Захар, чувствуя, что начинает понемногу сдавать свои позиции и из твердокаменной статуи превращается в обыкновенного похотливого мужика, которому непременно хочется подмять под себя понравившуюся бабу.
— То ли еще будет, — многозначительно пообещала Инна.
Другой рукой, такой же юркой, она нахально вытянула ремень, и брюки, сдавшись победительнице, сползли к его стопам.
— Что же ты со мной делаешь? — только и сумел вымолвить Захар.
Девушка, скользнув ладонями по его бедрам, опустилась перед ним на колени.
— Ну, теперь ты мой, — не то предупредила, не то попыталась напугать Инна.
Захар хотел ответить, но уже следующая ее ласка заставила его запрокинуть голову и зарычать глухо, почти по-звериному…
Маркелов посмотрел на часы — в этот раз он опаздывал безнадежно.
Единственный плюс в создавшейся ситуации заключался в том, что он сумел-таки доставить радость любимой женщине. Инна лежала на широкой кровати поверх одеяла, раскинув руки в стороны, и совершенно не стеснялась своей наготы.
Похоже, что у нее не осталось сил, чтобы пошевелиться. Захар испытал нечто вроде гордости, на прощание он махнул ей рукой, улыбнувшись. В ответ вымученная улыбка и едва поднятая рука. Такое впечатление, что вместо любви они занимались классической борьбой.
— Мы продолжим после работы.
— О господи! — выдохнула Инна. — У тебя хватает еще сил шутить.
Маркелов закрыл дверь и повернулся к лестнице. На лестничной площадке, перекрыв проход, стоял крепкий мужчина в сильно поношенном костюме.
— Послушай, друг, ты так и будешь здесь стоять? — раздраженно произнес Маркелов, готовый отодвинуть незнакомца в сторону.
Мужчина поднял голову, и Захар увидел Кузьмича. Он поднял палец к губам и негромко заговорил:
— В общем, так, парень, дело осложняется, Карась здесь ни при чем.
Конечно, он не без грешка, но к оружию не имеет никакого отношения. Если здесь замешан Федосеев, то ты раскрыт на все сто! Уж слишком сложно развивается партия.
— Что ты предлагаешь?
— Мы тут посоветовались… хотя решать тебе. Все-таки ситуацию ты знаешь намного глубже… Не идти тебе совсем!
Маркелов опешил:
— Как так не идти? Мне кажется, я уже что-то начинаю нащупывать. И если я не появлюсь, то все мои усилия окажутся напрасными.
Свет в подъезде был неярким, желтоватым, отчего лицо Кузьмича выглядело неестественно болезненным. Казалось, что за время их последней встречи он постарел лет на десять.
— Возможно… Но, во всяком случае, это лучше, чем лежать в каком-нибудь заплеванном дворе с дыркой в башке.
Старый опер был до предела откровенен.
— Кузьмич, надо рискнуть, возможно, другого случая просто не представится.
Неожиданно майор улыбнулся, превратившись в обыкновенного дворового мужика, с которым можно не. только пошутить, но и распить на затертой лавочке бутылку водки.
— А знаешь, я тебя понимаю. Я ведь сам такой, если ввязался, то нужно идти до конца. Только вот что я тебе хочу сказать, — лицо Кузьмича посуровело, как и прежде, — не думай рисковать понапрасну. Если что-то заметишь, дай знать.
Вот тебе мобильник, — сунул телефон в руки Захара Кузьмич, — мой номер ты знаешь, так что звони. Телефон постарайся не засвечивать. Для особо бдительных твоя техническая оснащенность может показаться странной.
— Договорились.
— Ну, давай! — стукнул Кузьмич по плечу Маркелова.
Белую «восьмерку» Захар увидел сразу. Она стояла метрах в двадцати от подъезда с включенным двигателем. Людей, сидевших в салоне, не рассмотреть, но Захар нутром чувствовал, что они контролируют каждое его движение. Именно эту машину с заляпанным грязью номером он заметил несколько дней назад, когда уезжал с работы. Но тогда ему показалось, что это всего лишь случайность.
Стараясь не смотреть в ту сторону, Захар принял беспечный вид и, покручивая на пальце ключи, направился к своей иномарке. Сработала сигнализация, дважды приветливо моргнув. Захар едва справился с желанием позвонить Кузьмичу. Нет, сначала нужно проверить наверняка. Может, только показалось.
Прогрев с минуту двигатель, он плавно выехал со двора, и тотчас за ним увязалась «восьмерка», отставая всего лишь на несколько метров. Захар старался ехать небыстро, но она следовала за ним как привязанная.
Выехав на Волгоградский проспект, Захар решил остановиться. «Хвост» мгновенно прижался к обочине. Из салона никто не выходил, и Захар затылком чувствовал враждебный сверлящий взгляд.
Маркелов достал телефон и быстро набрал нужный номер.
— Кузьмич, тут такое дело, — сразу заговорил Захар, услышав знакомый голос, — меня, кажется, пасут.
— Что значит кажется, тебя пасут или нет? — Голос Кузьмича был слегка раздраженным.
— Я тут минут пятнадцать разъезжаю, и все это время за мной «восьмерка» едет.
— Так, понятно. Прежде что-нибудь подобное ты замечал?
— Я думаю, эта же машина пасла меня недавно…
— Вот что, это все очень серьезно, — голос Кузьмича зазвучал встревоженно, — ничего сам не предпринимай. Я все сделаю, как нужно. Нам надо полчаса, тебя будет подстраховывать группа захвата.
— Постой, Кузьмич, как ты узнаешь, где я нахожусь?
— Не переживай, узнаю. Твоя машина с радиомаячком. Потяни пока время.
Попетляй по городу, сходи купи сигарет. И главное, не мандражи, все будет в порядке.
— Я опоздал на работу.
— Ты что, серьезно или разыгрываешь меня? — вскипел не на шутку Кузьмич. — Тебе девять граммов в череп хотят влупить, а ты о работе думаешь?!
