Наверняка здесь было нечто большее, чем передача за куцее вознаграждение малявы из камеры в камеру. Так оно и есть — засветил «крота». Причем такого, который был в особой чести у начальства и дорос, не без помощи администрации, до подпаханника зоны. «Крота» нашли зарезанным в сортире. Неприятная смерть, а если учесть, что от него разило, как от бочки с дерьмом, то можно было смело утверждать, что перед смертью он был раздавлен и опомоен по самое горло.
Кто же писал эту записку? Старший лейтенант Громов. А вы, батенька, настоящий художник слова!
Разумеется, с Пермской зоны его перевели на Колыму, так сказать, на «сетку», с понижением в должности.
В капитанах он пробыл долго и мог бы превратиться в «вечного» — есть такое понятие в войсках, если бы не навел порядок в «размороженной» зоне. Как следует из личного дела, он сумел найти контакт с уголовными авторитетами, которые вскоре навели порядок, а взамен получили послабление в режиме.
Здесь Иван Степанович Федосеев — кум. Уже не мальчишка с озорным взглядом, а крепкий мужчина, знающий себе цену и вкусивший в полной мере ядовитое яблоко власти.
Теперь можно было увидеть, что он склонен к полноте и вряд ли избегает хлебосольного стола с крепкой выпивкой. Обыкновенный русский мужик, привыкший получать все удовольствия одновременно — всегда готов и бабу поиметь, и пить до тех самых пор, пока в горло лезет. Как говорится, один раз живем!
Как это ни странно, но у начальства он был в почете. Дисциплинирован, организован, предан делу. Качества вполне уважаемые, что еще нужно для профессионального роста? Однако представление на очередное звание заворачивают уже в третий раз. Вот что значит служебное несоответствие в начале карьеры.
Личное дело Федосеева было очень пухлым, со множеством фотографий и с «комментариями» доброхотов, которые, как оказывается, наблюдали за ним не только во время службы, но и за ее пределами. А они утверждали о том, что кум никогда не терял связи со своими подопечными и его не однажды можно было встретить с ними в теплой компании.
Дружба вертухая с бывшими зэками всегда выглядит по меньшей мере очень странно. Остается предположить, что их объединял какой-то взаимный интерес. А вот какой именно, не мешало бы выяснить.
Возможно, приятельские отношения с бывшими подопечными — одна из основных причин отказа в присвоении очередного звания.
Оказывается, Иван Степанович Федосеев еще и сердцеед! В очередную зону он был переведен потому, что у него завязался роман с докторшей. Причем встречались они не где-нибудь за пределами лагеря, а прямо в тюремном лазарете.
Пикантность ситуации придавал тот факт, что женщина была женой начальника колонии.
Полковник Крылов невольно улыбнулся — сильный поступок, ничего не скажешь. Дело удалось замять, а все потому, что докторша стелилась не только под сослуживцев мужа, но даже под смазливых блатных, истосковавшихся без женской ласки. Полного служебного несоответствия он не получил лишь потому, что за время долгой службы обрел немало серьезных покровителей, которые с легкостью покрывали его мелкие грешки. А он же, в знак благодарности, организовывал им незабываемую охоту и рыбалку — как зафиксировано в деле, это было одно из самых сильных его достоинств.
Новым местом службы стал Барнаульский следственный изолятор.
Неистребимая тяга к женщинам проявилась и здесь — он был застукан одним из вертухаев в тюремном сортире, когда обучал юную зэчку премудростям орального секса. Пикантная ситуация не была предана огласке, а о недостойном поведении капитана в деле осталась лишь коротенькая записка бдительного очевидца.
Звание майора Федосеев получил в то время, когда иные его ровесники уже носили полковничьи погоны, а некоторые и вовсе выбились в генеральские чины.
Федосеев еще больше обрюзг, а чревоугодие отпечаталось на его лице в виде огромных синюшных мешков под самыми глазами. Он походил на нынешнего Ивана Степановича, с той лишь разницей, что выглядел чуток помоложе — Вот что, — наконец проговорил полковник Крылов, закрывая папку. — Картина более или менее вырисовывается. Для меня он представляется обыкновенным кумом, не брезгующим мелкими подношениями. Думается, в его жизни было немало неприятных эпизодов, не отображенных в деле, но о которых наверняка знают его сослуживцы и приятели. Их нужно поспрашивать. Но следует это сделать очень корректно, безо всякого нажима. Уточните список лиц, которые ближе всего находились к Федосееву. — Майор Усольцев быстро скользил кончиком карандаша по листу бумаги, лишь иной раз кивая в знак согласия. — И еще вот что, за Федосеевым следует установить наблюдение. Нужно послушать его телефонные разговоры, установить его личные контакты. Действовать следует крайне осмотрительно, потому что объект очень подготовленный и мгновенно почувствует малейший интерес к себе.
— Понял, товарищ полковник, — охотно отозвался Усольцев.
— Да, чуть не забыл, и за его бывшими коллегами неплохо было бы понаблюдать. Может, это что-то прояснит. Причем трое из них, насколько я помню, живут в Москве. Пенсионеры. Вопросы есть?
— Людей не хватает, товарищ полковник.
— Привлеките стажеров, пускай поработают.
— Так точно, товарищ полковник.
— Начните с этого Громова… Мне кажется, он очень любопытная личность.
— Хорошо, Геннадий Васильевич. Сегодня же поеду к нему и переговорю, — охотно отозвался Усольцев.
* * *
Подполковник запаса Леонид Несторович Громов проживал на окраине столицы в одноподъеэдной высотке. Расположенная на самой бровке оживленного шоссе, она чем-то напоминала караульную вышку, с которой отлично просматривались растущие новостройки.
У самого подъезда на лавочке, откинувшись на низенькую спинку, сидел немолодой человек и с прищуром провожал каждого проходящего. Казалось, он задался целью запомнить всех жителей нового микрорайона в лицо, и для этого в блоке памяти выделил соответствующую ячейку.
В мужчине Усольцев без труда узнал лейтенанта Громова, правда, довольно постаревшего.
— Можно? — улыбнувшись, спросил он, показывая взглядом на скамейку.
— Садись, — великодушно разрешил Громов, — не куплено.
Взгляд у Леонида Нестеровича был профессиональный и очень цепкий.
Обычно так смотрят постовые милиционеры, когда сверяют фотографию с оригиналом.
Уделив случайному соседу несколько секунд, Громов с показным безразличием отвернулся, невольно заставив майора улыбнуться. В действительности все было не так. Усольцев прекрасно осознавал, что уже занял место в одной из ячеек памяти бывшего кума.
Достав сигарету, закурил, отправляя струйку тонкого дыма в сторону.
— Как здоровьице, Леонид Несторович? — спросил негромко Усольцев. — Слышал я, что на почки жаловались?
— А-а, — без эмоций протянул Громов, едва бросив взгляд на соседа, — я вашего брата за версту чую. Есть что-то в лице такое.
