Маркелов удивленно посмотрел на следователя.
— Так вы знакомились с делом или нет? — резковато поинтересовался Захар. — Он же все окна задернул занавесками. Оставались лишь небольшие щели, именно через них я и должен был выстрелить. Нужно было работать аккуратно, иначе я мог задеть заложников.
— Давайте дальше, — несколько смилостивился Володя.
— Так вот, я занял позицию и стал ждать. Омоновцы должны были ворваться в квартиру после моего выстрела. У меня была рация, и мы постоянно держали связь. Я знал, что они находятся за дверью и ждут моего сигнала. По нашему предположению, к окну он должен был подойти после того, как ему сообщат о подвезенных деньгах и машине. Он должен был лично убедиться в том, что его не обманывают. Нельзя было рассчитывать на то, что он распахнет занавески, скорее всего он будет смотреть через щель, и в это время нужно было его достать.
— Подъехала машина, привезли деньги, он подошел к окну и простоял там ровно минуту. Почему же вы не выстрелили? — слегка повысил голос Володя.
Маркелов почувствовал себя на суде, где беспощадный прокурор требует для него смертной казни.
— Я уже объяснял, что у меня произошла осечка, а времени, чтобы перезарядить винтовку, не хватило.
— Ваше счастье, что во время той операции никто не погиб и ОМОН оказался на высоте, — объявил приговор Володя. — Лично для вас это могло закончиться очень плачевно.
Кузьмич старался не смотреть на Володю, похоже, что он углубился в собственные, не самые приятные воспоминания.
— Я достаточно пострадал, — неожиданно вспылил Маркелов, — чего вы мне душу вытягиваете!
— А ты не повышай на меня голос! — строго предупредил Володя. — На то я и поставлен, чтобы следить за такими, как ты. — Улыбка у него была неприятная.
Так и хотелось съежиться под его колючим взглядом. — Вы можете еще что-нибудь добавить? — Тон его сделался официальным, как будто разговор происходил не среди развалов пластмассовых ящиков, а в казенном кабинете прокуратуры.
— Нет, — коротко, как отрубил, ответил Маркелов. Володя медлил, продолжая щупать колючими глазами Захара, словно предоставлял ему время одуматься. Продолжалось это недолго, секунд десять-пятнадцать. И решив, что отведенное время иссякло, кисловато улыбнулся и вытащил из кармана фотографию с гнутыми краями.
Внутри Маркелова все оборвалось. Он узнал фотографию. Точно такая же совсем недавно стояла у него на письменном столе, в обыкновенной картонной рамочке. На ней были запечатлены два молодых, не более шестнадцати лет, парня.
Улыбаясь в объектив, они выглядели счастливыми, и трудно было поверить, что уже через какой-то месяц судьба разведет их в разные стороны, воздвигнув между ними непреодолимую баррикаду. Свою фотографию Захар спрятал на всякий случай. Этот снимок принадлежал второму парню. На обороте фотографии выведена короткая, но емкая надпись: «Матвею от Захара. Дружба навек». А если так, то Матвей не порвал эту фотографию, несмотря на все их разногласия, и хранил ее так же свято, как раскольник старинную икону.
— Узнаете?
В этот раз в голосе следователя послышалось сочувствие. Похоже, он понимал, что творилось в душе у Маркелова.
— Да.
— Почему же вы сразу не сказали на следствии, что знали человека, который захватил людей?
— Тогда я не думал, что это он, и готов был выполнить свою работу, как и обычно. Для меня это был всего лишь один из эпизодов. А потом, когда занавеска открылась всего лишь на мгновение, я узнал Матвея… и не мог выстрелить.
— Выходит, вы десять лет прожили в одном интернате?
— Да. Мы с ним были большие друзья. Потом он угодил за решетку, а я закончил училище. Больше мы с ним не встречались. Клянусь!
— Ладно, я вам верю, — спрятал Володя фотографию во внутренний карман пиджака. — Возможно, на моем месте следовало бы потребовать, чтобы вы написали рапорт на увольнение, но я исхожу из интересов дела в первую очередь. На эту операцию слишком много поставлено. И если хотите, я здесь не для того, чтобы разрушить, а наоборот, чтобы усилить команду. — Он сделал паузу, как бы давая возможность высказаться остальным, и, не получив возражений, продолжал более уверенно:
— Если мы раскопали эту фотографию, следовательно, ее могут вытащить на белый свет и другие. Если уже этого не сделали. Нужно поговорить с вашим другом. Он все о вас знает?
— Абсолютно! Мы с ним переписывались, но не встречались.
Громко хлопнув дверью, на крыльце появилась директорша. Захар отметил, что с момента их последней встречи она похорошела, избавившись от неприятных складок по бокам. Не исключено, что изменения в ее фигуре произошли не без участия майора Трошина.
— Кузьмич! — закричала женщина. — Ты что там себе перекур устроил?
Водку привезли, а за тобой нужно бегать по всему двору.
— Сатана, а не баба, — чертыхнулся Ефим Кузьмич, по мне — так лучше могилы копать, да и поденежнее будет, — и, поднимаясь, добавил:
— Вы тут решайте без меня, а мне водку разгружать надо… Буду сейчас, чего разоралась!
Твоим голосом только воронье пугать!
Володя не без улыбки посмотрел на удаляющегося Кузьмича. Похоже, что его проницательные глаза проникали в тайну грузчика.
— Это плохо. — Губы Володи неприятно сжались. — Если мы организуем вам с ним встречу, вы могли бы убедить его держать язык за зубами?
— Трудно обещать. За то время, пока мы не виделись, он стал совершенно другим. Я ведь тоже изменился. И то, кем я ему стал, наверняка ему очень не понравится. Он ведь с малолетки сидит, а там совершенно другой мир, другие законы. Кстати, а какое место он занимает в своем мире?
Володя слегка улыбнулся:
— А вот это уже вопрос по существу. В тебе заговорил профессионал. Вот здесь, хочу тебе сказать, заключается самое сложное. Несмотря на молодость, у него очень солидный послужной список. Ходит в пацанах, стопроцентный отрицала.
В плане роста довольно перспективен, не исключено, что положением поставят. А там, глядишь, и в законные выбьется.
— Он всегда был серьезным парнем.
— Этого у него не отнимешь, — скривился Володя. — Мне так кажется, что тебе не удастся переубедить его. Если правда вскроется, то он потеряет нечто большее, чем перспективу роста. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да.
— Буду с тобой откровенен, если разговор не получится, то он просто должен будет исчезнуть… Да, это так. На карту слишком много поставлено.
Скажем, его могут зарезать где-нибудь на пересылке или застрелить во время побега.
Захар проглотил горький спазм:
— Хорошо. Я готов переговорить с ним хоть завтра. Он, кажется, во Владимирском централе? Володя отрицательно покачал головой:
