Нестеренко мог бы также рассказать Фрэнки, что кроме него у Валентины в тот год было еще четыре клиента, перед которыми она так же лихо оголяла сиськи: начальник владимирской тюрьмы, два генерала из управления МВД и пожилой полковник из госбезопасности. Молоденький американский лейтенант был для нее всего лишь одним из многих. Однако Валентина обладала удивительным даром, который свойствен только очень тонким и чувствительным натурам: оставаясь с мужчиной наедине, она была способна внушить себе, что он ее единственный избранник. Возможно, в эти минуты она и сама верила в созданный ею миф. Да, подумал Нестеренко, в Валентине скрывалась актриса потрясающего дарования…
– Она не работала на КГБ, – спокойным голосом произнес Нестеренко. – И я тем более не оттуда.
Он увидел, что этот короткий ответ вполне устроил мистера Галлахера. Лицо американца просветлело, озарившись надеждой и решимостью сделать все, о чем его попросил этот опасный старец.
* * *
Фрэнки Галлахер попал в переплет. Старик русский взял его за горло – отказать ему было никак невозможно. Потому что если бы даже сейчас, через двадцать лет, в Вашингтоне узнали о его московских похождениях, ему – каюк! Мало того, что он вылетел бы из ФБР, так его могли еще начать «разматывать» по линии министерства обороны и ЦРУ и копать, копать, копать – выведывая, не сболтнул ли он тогда лишнего, не взяли ли его под свое крыло ушлые кэгэбэшники и не была ли его мимолетная связь с русской красоткой тонкой операцией вербовки…
Но и вытащить Игнатова из петли сейчас тоже было совершенно невозможно: приказ на уничтожение был отдан давно, еще неделю назад, маховик, как обычно, раскрутился, и остановить его теперь уже не мог никто. Даже адвокат Игнатова все просек – смылся. Во всяком случае, то, что он, Фрэнки Галлахер, не сможет остановить машину уничтожения, так это уж точно. К тому же за последнюю неделю делом Игнатова занялся окружной прокурор Джек Хант – дотошный, въедливый, педантичный человек, да к тому же и упрямый борец с «русской мафией». Он готов был годы потратить на то, чтобы нарыть на Владислава Игнатова обвинительный материал и засадить русского лет на восемьдесят. Вот только умник Хант не ведал, что Игнатову не суждено было дожить даже до предварительного слушания в окружном суде…
Что же это за фрукт такой, мистер Игнатов? Как все с ног сбились из-за него. Фрэнки знал, что русского арестовали чуть ли не на месте преступления: был убит босс калифорнийской мафии дон Монтиссори. Игнатова также взяли по подозрению в убийстве старого итальянца Барбарелли. Русского посадили в блок предварительного заключения без права выхода под залог. Об этом рассказал и Ховански, который регулярно докладывал ему о всех вновь поступивших заключенных, не подозревая, что очень часто они направлялись к нему в тюрьму с ведома Фрэнки. Так. Потом к делу Игнатова подключили Джека Ханта. И это означало только одно: дядя Сэм намеревался устроить показательный суд и упрятать русского за решетку до седых волос. Джек Хант был знаменит тем, что почти все до единого его обвинительные заключения – а за многие годы практики у него их набралось больше трех сотен – были поддержаны в судах. Обвиняемые получали по полной программе. И вдруг из штаб-квартиры ФБР пришла шифровка, состоящая только из двух слов: «Медвежья охота». Это был смертный приговор Игнатову (русские клиенты в секретном шифре ФБР проходили как «медведи»). Непонятно только, кому понадобилась такая спешка? Кому нужно убрать русского прямо в тюрьме? Ведь участие в деле прокурора Джека Ханта служило гарантией того, что Игнатову дадут не меньше «четвертака». Выходит, в Вашингтоне разыгрывалась какая-то очень сложная многоходовая партия, и ставкой в ней была жизнь таинственного русского бизнесмена. Во всяком случае, ясно одно: Майкл играл явно не на стороне тех, кто хотел убрать Игнатова…
Итак, что же теперь делать. Надо каким-то образом дать отбой Стиву. Надо отменить казнь. Фрэнки уже потянулся было к телефону, как раздалась трель переговорника. Он нажал клавишу:
– Да, Мэри?
– Вас спрашивает Майкл из Вашингтона. Будете говорить?
О Боже! Она еще спрашивает! Конечно буду! Только этого разговора и жду. Взяв себя в руки, Фрэнки наигранно спокойно ответил секретарше:
– Соедините.
Это было спасение. Майкл должен помочь! фрэнки схватил телефонную трубку.
– Хелло, Майкл! Как погода в Вашингтоне?
– Здравствуй, Фрэнки! – голос Майкла был строг. – Скажи мне лучше, как там обстоят дела с твоим подопечным? С ним все в порядке?
Фрэнки не понял вопроса. Теперь он уже вообще ничего не понимал. О чем спрашивает Майкл? «В порядке» – в смысле жив или убит? Но отвечать надо было одновременно четко и туманно, так как Фрэнки не знал наверняка, не прослушивается ли его линия.
– Насколько я знаю, он пока в добром здравии, – ответил Фрэнки и порадовался за свою сообразительность. – Майкл, ты можешь перезвонить мне по известному тебе телефону минут через десять? Это срочно.
– Хорошо! – коротко бросил Майкл. Фрэнки Галлахер вышел в приемную и, стараясь говорить спокойным, безразличным тоном, сообщил секретарше:
– Мэри, я выйду на угол куплю сигарет. Если кто будет звонить, скажи, что я вернусь через полчаса.
Он спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу. Холодный ветер с залива резко дохнул ему в лицо. Конец декабря в Сан-Франциско в этом году был необычайно суровым. Холода обещали продержаться до нового года. Фрэнки поежился и поднял воротник пальто. Быстрым шагом он дошел До телефонных будок на углу и вошел во вторую справа. Это был его «связной» телефон-автомат, куда ему звонили секретные агенты, платные осведомители и – Майкл. Он постоял несколько минут, Напряженно оглядывая никелированные бока телефона. В начищенном до блеска металле отражалось его лицо. Наконец раздалась переливчатая трель звонка. Чуть дрожащей рукой он снял трубку. Это был Майкл.
– Ну что там у тебя стряслось? Гостя встретил? – голос теперь звучал насмешливо.
– Да, – ответил Фрэнки и похолодел: Майкл все знает! – Ты в курсе, значит? Но каким образом… Хотя это уже неважно. Что же мне теперь делать? Как отыграть все назад?
– Я не знаю. От тебя сейчас требуется только одно – отменить приказ. Ты понял меня? Остальное – моя забота.
– Но как я смогу… – начал Фрэнки.
– Езжай туда немедленно! – резко оборвал его суровый голос из Вашингтона. – Как хочешь, а этот парень должен быть цел и невредим. Завтра он выйдет оттуда и в сопровождении наших людей будет отправлен в аэропорт к ближайшему рейсу на Москву. Нужно, чтобы Ховански или ты, или оба, – не знаю, разберись на месте, – от имени правительства Соединенных Штатов принесли ему свои извинения. На него ничего нет. Его арест был ошибкой. Ясно? Все.
У Фрэнки от волнения закружилась голова. Он облизал пересохшие губы языком и пробормотал срывающимся голосом:
– Но ведь он оформлен по всем правилам. Есть протокол задержания. Рапорты полицейских. Свидетельские показания. Прокурор Джек Хант развернул бурную деятельность – он кричит, что напал на доказательства каких-то совместных тайных дел калифорнийской мафии с этим Игна… парнем. Он ведь так просто от этого не отвяжется! И журналисты не отстанут. Это же свора голодных и жадных до информации псов.
