Его вид говорил: «Да, это сделал я! И что?!»
Джуди был умен, но не интеллигентен.
Он знал, как больно ударить, но не был самокритичным и не умел прощать.
Однако именно эти два качества и являются обязательными признаками истинной интеллигентности.
Хулигану повезло, потому что настоящим интеллигентом оказался сам мой приятель, который не удушил Джуди на месте и не превратил его в прекрасное чучело, набитое благовонными травами, а помыл пса в ванной и повел гулять.
Но если мы говорим об уровне интеллигентности Берни, то английские лорды, сравнивая себя с ним, могут нервно курить в коридоре.
Когда мы начали путешествовать по разным странам, то Берни остался на даче в Москве. И этот период в его жизни стал настоящим испытанием.
Дело в том, что пока мы ездили, то на нашей даче поселился один мой друг, знаменитый кулинар. Он жил там два года, и два года Берни жилось как у Бога за пазухой.
Свои кулинарные эксперименты, подготовку к разным застольям и телесъемки кулинар проводил прямо на даче.
Восточная кухня – это кухня мясная, и Берни был логичной составной частью этого процесса. Сказать, что знаменитый кулинар его развратил, – это не сказать ничего. Любые виды мяса, ароматные мозговые косточки и копчености были в собачьем распоряжении ежедневно и без ограничений.
Существенно был изменен и ландшафт дачного участка – к нему отныне была применима строка из бессмертной поэмы Александра Сергеевича Пушкина «Руслан и Людмила», а именно: «О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями».
И если бы Александр Сергеевич сегодня был жив, то он без труда определил бы, что костями поле усеял не кто иной, а наш Берни.
Для ароматных костей Берни рыл не просто ямы – он рыл многометровые оборонные траншеи. Весь участок был перекопан, а сами кости укладывались ровными рядами в несколько слоев.
Эти «оборонные» действия Берни привели к неожиданным последствиям – поскольку забор на даче был неплотный, то действия собаки увидели те самые местные колхозники, которые стали говорить между собой, что, возможно, скоро начнется какой-то мор или война.
Конечно, когда Катя, в очередной раз раскрасив Берни в зебру, снова ходила к колхозникам, чтобы они полюбовались ее творением, то она пыталась их разубедить в предстоящей гибели мира, объясняя, что рыть окопы – это у Берни такая привычка.
Однако в ответ колхозники крестились, говорили, что Катя «умница» и «далеко пойдет», но на Берни смотрели с опаской, считая что собака – «она ведь нутром чует!..»
Что касается Берни, то в моменты этих визитов к колхозникам он корректно смотрел в сторону на птичек, как бы подтверждая непостижимость своей мохнатой персоны.
Путешествуя по странам, мы надолго задержались в Грузии. Вначале о Берни там как-то не думалось, потому что были ежедневные застолья с хинкали и домашним вином.
Но под вечер, когда столы пустели и допивалось вино, мы вдруг начинали вспоминать о Берни как о ребенке, которого предали.
Потом мой кулинарный друг показал нам его в «Скайпе», и пес, услышав наши голоса, вдруг заскулил и стал тыкаться носом в экран компьютера, на котором была наша картинка.
В этот же вечер в семье произошел бунт!
Вначале жена и теща, вспоминая о Берни, плакали друг у друга на груди. Потом им стали подвывать дети.
Когда их слезы просохли, разрыдался я, ибо семья потребовала немедленно привезти Берни в Тбилиси, и до меня дошло, каких усилий мне это будет стоить.
После угроз с одной стороны и обещаний тещи приготовить для меня давно обещанную жареную индейку, я покорился, и была организована спецоперация по перевозке самолетом собаки весом пятьдесят два килограмма.
Мы достали большущую клетку, ибо больших собак возят именно так. Авиакомпания предложила нам везти клетку в салоне – другого места в этом типе самолета не было.
На московской даче состоялась церемония прощания – Берни растерянным взглядом окинул тонны закопанных костей, которые он так и не успел погрызть.
На улице стояла группа тех самых колхозников – они с сожалением говорили, что теперь некому предсказывать будущее, так что отныне оно для них туманно.
Увидев толпу колхозников, Берни забеспокоился и отказался садиться в машину, поэтому его туда запихивали сообща.
Далее Берни прибыл в аэропорт и осторожно вошел в самолет «Москва – Тбилиси», где впереди салона стояла открытая клетка, куда нужно было его снова запихнуть.
Брат моей жены, который как раз имел удовольствие перевозить Берни в этом самолете, подробно описал мне потом эту процедуру.
Итак, вначале псу было предложено самому войти в клетку, на что он ответил вежливым отказом, вывалив розовый язык.
Далее брат жены попытался сам запихнуть его в эту клетку. Однако Берни уперся в нее лапами, а зубами уцепился за одежду брата, подтверждая своими действиями истину древних спартанцев, что если гибнуть, то лучше вместе с врагом.
Тут следует заметить, что за этой процедурой наблюдали девяносто семь пассажиров, которые уже заняли места и давали брату моей жены разные полезные советы.
Это его разозлило, и он предложил советчикам проявить себя на деле.
Несколько джигитов с игривыми улыбками немедленно встали с сидений и, заверяя друг друга, что сейчас они скрутят Берни в бараний рог, подошли к клетке и стали запихивать туда пса в восемь могучих рук.
И тут проявилась правота моей тещи, которая предполагает, что Берни – прямой потомок князей Дадиани.
И здесь, перед дальнейшим описанием, необходимо привести одну аналогию.
Те, кто видели в кино поединки японских самураев, помнят, как это происходит.
А происходит это в полной тишине – звенят клинки, рассыпаются искры от точных ударов, чуть слышны мягкие шаги.
Но не более…
И это правильно, потому что истинный самурай не может опозорить себя криком – это означало бы потерять лицо!
Даже когда меч противника рассекает его плоть, наружу вываливаются кишки, а кровь хлещет как вода в горном ручье, текущем со священной горы Фудзияма.
Даже когда отсеченная голова катится по дорожке сада, за которым его предки ухаживали последние четыреста лет – самурай не произносит ни звука!
Лишь презрительная улыбка отражается на губах той самой головы, которая катится по дорожке.
Так вот, как и в битве самураев, в салоне самолета царила полная тишина, и в этой тишине четыре джигита молча пытались впихнуть молчащего Берни в клетку.
Но он почему-то туда не входил, лишь слышен был треск разрываемых курток четырех джигитов.
Берни не издавал ни звука, ведь собака из рода князей Дадиани не может опозорить себя дешевым лаем.
